Наиболее остро осознаваемая и, соответственно, наиболее остро стоящая проблема сегодняшней России — национальная.

Как экономист я признаю это вынужденно, с величайшей горечью.

В стране, в которой подавляющая масса населения бедна, которая практически не развивается, хотя государство и крупный бизнес угрожающе набухают нефтедолларами в то время, когда недостаточность инфраструктуры становится проблемой уже не только для прогресса, но и для повседневного нормального существования, в стране, в которой последовательно и со вкусом уничтожаются социальная сфера, а также здравоохранение и образование, чудом сохранившиеся в кошмаре 90-х годов, в стране, задыхающейся под спудом тотальной коррупции, переходящей в силовой рэкет, — в нашей стране главной проблемой стала не социально-экономическая.

Российское общество предельно атомизировано, социальная ткань практически разрушена, и единственная тема, которая помимо всех Кондопог, Ставрополей и издевательских судилищ над российскими офицерами заставляет 80 % населения страны реагировать активно, одинаково и предсказуемо, — это национальная тема.

Это позволяет судить о том, до какой степени разложения дошло российское «государство», — теперь его действительно надо писать в кавычках — и до какой степени оно допустило обострение «дружбы народов».

Не просто безусловной заслугой, но и главным достижением первого срока Путина стало осознание самостоятельности и самоценности России. Воспринимаемая ранее как случайный обломок некогда великого и могучего Советского Союза, брошенный роком в кромешные водовороты истории, Россия именно при Путине и во многом благодаря ему осознала нормальность своей отдельности, отделенности от других клочков СССР. Именно в первый срок Путина, во многом в результате второй чеченской войны наша Родина обрела собственную гордость и представление о собственном национальном (то есть общественном) достоинстве.

Российский патриотизм оформился и стал доминировать в общественном сознании после дефолта 1998 года, и Путин сумел опереться на него и использовать его, «поймав волну» народных чаяний и став их сколь угодно непривлекательным, но внятным и последовательным выразителем. Тем самым он укрепил и узаконил российский патриотизм, сделав его из враждебного государству недоразумения повседневной нормой жизни.

Однако этот патриотизм был преимущественно негати— вистским, не только рожденным, но и выражающим себя в противостоянии, в «отстраивании» от окружающего мира. Недаром наиболее удачные (а точнее, первые и последние в нашей стране удачные) выражения национальной идеи Путиным — «мочить в сортире!» и «кто нас обидел, три дня не проживет» — носили негативный, а не позитивный характер, выражали не наши содержательные ценности, а наше отличие от наших конкурентов как ценность.

Логичным было бы ожидать, что второй срок путинского президентства станет временем артикулирования и закрепления в общественном сознании наиболее важной, позитивной части национальной идеи и, таким образом, временем складывания национального мифа. Это исключительно важно, так как именно такой миф— концентрированное выражение достоинств и преимуществ страны — делает ее привлекательной для той или иной части человечества и не только объясняет, но во многом и обусловливает ее роль в общем развитии мира.

Но русский бог лукав.

Как мы знаем, этого не произошло — и, скорее всего, при действующем президенте и его соратниках, какое бы время они ни оставались у власти, уже не произойдет, и поэтому становление самосознания России, завершение артикуляции ее позитивной национальной идеи и самоидентификации в целом откладывается на неопределенное будущее.

Причина этой трагической неудачи, остановившей формирование новой российской цивилизации, вульгарна, как стыдная болезнь, и заключается в предельном эгоизме нынешней элиты.

Пройдя в годы деградации и тотального разложения жесточайший отрицательный отбор, современная элита стала элитой именно потому, что, не испытывая никаких сентиментальных чувств к своей стране и своему народу, грабила и разрушала их с наибольшей эффективностью.

Непосредственно это выражается в коррупции, ставшей основой государственности до такой степени, что борьба с ней в ряде случаев воспринимается именно как конституционное преступление— подрыв основ самой российской государственности.

Инфернальный эгоизм, запредельное равнодушие к собственной стране и полная отстраненность от народа являются родимыми пятнами нынешней элиты, не только не отрицающей ельцинскую, но являющуюся ее гармоничным продолжением и усугублением.

Все это не позволяет выразить позитивные ценности народа, позитивный аспект национальной идеи по тем же самым причинам, по которым вор не может выразить идеи неприкосновенности чужой собственности: эти ценности не просто глубоко враждебны нынешней российской элите, но и попросту несовместимы с ее существованием в современном, наиболее комфортном для нее качестве.

Между тем новая российская нация — новый, уже не царский и не советский сплав, но на основе все того же русского народа, являющегося вечной основой, сутью и смыслом наших цивилизаций — рождается на улицах.

Не на баррикадах, — там она лишь проявляется, периодически напоминая о своем существовании, — но в гуще повседневной жизни.

Господь являет себя в мелочах, — народ, еще не объявленный, но уже родившийся, являет себя в повседневности.

Удивительно, но у нас общие ценности.

Российское общество при всей своей внутренней разнородности, раздраженности и даже прямой вражде, уже достаточно давно стихийно провело синтез социальных, либеральных и патриотических ценностей, выделившихся и поначалу обособившихся друг от друга на переломе 80-х и 90-х годов.

В современной России эти ценности прямо подразумевают друг друга.

В самом деле: честный (не только честно думающий, но и честно чувствующий) либерал не может не ощущать, что бедный не может быть свободным, что свобода подразумевает достаток. А это автоматически делает его не только сторонником социальных ценностей, но и патриотом, потому что в глобальной конкуренции не только достаток и собственность, которая является либеральной ценностью, но и свободу приходится защищать на национальной основе.

Честный сторонник социальных ценностей видит, что их надо защищать. Защита от внешних конкурентов делает его патриотом, защита от внутренней бюрократии и чрезмерной алчности бизнеса — либералом.

Наконец, честный патриот чувствует, что ни раб, ни нищий не будут защищать отечество — и поэтому граждане должны быть свободны и богаты, насколько это возможно.