Эва Нова

Три наказа мадам Радулеску

Мадам Радулеску походила на ведьму из сказки. Она была старая, маленькая и худощавая, ее черные с проседью волосы были собраны в гладкий пучок, а темные глаза рассматривали его с живым интересом. Глядя на ее прямую осанку и царственный поворот головы, Этьен подумал, что мадам Радулеску, видимо, в молодости танцевала в балете. Она приняла его сухо, но с безупречной вежливостью. Узнав же, что молодой человек ищет угол, она смягчилась и, заметив, что начинается дождь, даже предложила Этьену кофе. Он не отказался. Вырванный из привычной, пусть не богатой, но сытой и спокойной жизни в местечке Требабу, что в Бретани, он все никак не мог привыкнуть к Парижу. В Сорбонне он учился лишь потому, что таково было желание отца на смертном одре – он мечтал, чтобы его старший сын стал ученым. Однако все прелести студенческой жизни словно проходили мимо него. Он избегал богемных вечеринок, равно как и интеллектуальных дуэлей. Друзей Этьен толком не завел, сердцем и мыслями оставаясь в родном краю. Жил он в дешевом и грязном пансионе, которым заведовала давняя приятельница матери, мадам Арно. Но даже несмотря на то, что платил он почти на треть меньше, чем остальные постояльцы, он мог едва-едва наскрести нужную сумму, откладывая часть средств, что каждый месяц присылала ему мать, и добавляя свой собственный скудный заработок частного учителя. Так что, когда мадам Арно почила в бозе, а новые владельцы пансионата не только отказали ему в скидке, но и повысили цену за постой, Этьен был вынужден искать себе другое место. Почти месяц он скитался по городу, иногда проводя одну-две ночи у товарищей-студентов, а иногда и довольствуясь ночлежкой. Наконец ему подсказали адрес мадам Радулеску. Жиль, с которым Этьен ходил на философию, сказал, что у мадам Радулеску несколько домов в Париже, которые она сдает постояльцам. Однако он добавил, что жилье это, по слухам, находится в печальном состоянии, а о мадам идет дурная слава, которая не стала лучше после нескольких странных случаев. Этьен находился в таком отчаянном положении, что не стал вдаваться в подробности и, не теряя ни минуты, отправился по заветному адресу. Так что кофе с молоком и теплый рыбный пирожок, которые предложила ему мадам Радулеску, стали его первой горячей едой за несколько дней. Она сидела напротив него и пила кофе из чашечки белого фарфора с синим узором. Ее длинные пальцы были унизаны кольцами. Шаль на ее груди разошлась, и Этьен увидел массивное ожерелье – на длинной толстой цепочке висела серебряная спираль раковины, украшенная россыпью мелких цветных камушков.

– У меня остались незанятыми пара мест, – сказала наконец мадам Радулеску. – Только оттуда до Сорбонны вам будет далековато.

– Это неважно, – заверил Этьен. – Мне бы найти крышу над головой, и за приемлемую цену.

– Что ж, это можно, – она поднялась из-за стола и скоро вернулась с двумя ключами. Один ключ был медный тонкий и блестящий, через него была продета черная атласная лента. Второй ключ был покороче, но украшен затейливым орнаментом, просматривавшимся сквозь ржавчину.

– Какой вы выбираете? – спросила мадам, пристально глядя на Этьена.

– Этот, – Этьен взял короткий ключ.

– Что ж, – сказала она, – выбор сделан. Пойдемте, я провожу вас в ваше новое обиталище.

Дождь на улице и не думал заканчиваться, так что они остановили извозчика и отправились по адресу в экипаже. К удивлению Этьена, «новое обиталище» оказалось не комнатой и даже не квартирой, а целым домом. Правда, дом выглядел заброшенным. Он стоял у самой воды, там, где Марна впадает в Сену. Внутри было тихо, сыро и пахло плесенью. Однако это не смутило Этьена, он лишь боялся, как бы цена не оказалась слишком высокой. Мадам Радулеску показала ему дом. Маленькая прихожая вела в узкий коридор, по обе стороны которого располагались комнаты – большая и малая гостиные. Коридор упирался в кухню, в стене которой была еще одна дверь наружу, закрывавшаяся изнутри на защелку. Мадам распахнула дверь, и они оказались на ступеньках, которые спускались прямиком в реку. Три ступеньки были сухие, четвертую покрывала вода, а шестую было уже и не разглядеть в глубине. Слева от двери висел фонарь в виде рыбьей головы.

– Весной и осенью дом иногда заливает, – сказала она, – но не каждый год. И не переживайте, вода никогда не поднимается выше печной дверцы.

Этьен посмотрел на черную, закопченную печь и кивнул.

– Пойдемте на второй этаж, – распорядилась мадам.

Под наклонной крышей находилась спальня, освещенная лишь светом из круглого чердачного окошка. Наклонный потолок был низкий, и Этьен мог выпрямиться во весь рост, только стоя под самым коньком крыши.

В доме было промозгло и темно, однако он был гораздо больше, чем ожидал Этьен. А уют – что ж, он был непривередлив. Он заранее предупредил мадам, что не сможет платить много, но сейчас терялся в догадках, какую же цену она назовет. Мадам шла впереди, освещая путь стеариновой свечой. Она спустилась на первый этаж и отошла к окну, Этьен опустил ногу со ступеньки и вскрикнул от неожиданности – он встал на что-то плотное и мягкое. Свет свечи выхватил два круглых на выкате глаза и розовую пасть.

– Ах, ты еще здесь! – воскликнула с неудовольствием мадам. – Это старый мопс, он никогда не был моим, но почему-то всегда ошивается поблизости. Я не знаю, чей он. Видимо, его подкармливает кто-то из соседей. Гоните его безо всяких угрызений совести. Как вам дом? – И затем мадам назвала сумму, которая была даже немногим меньше, чем та, что Этьен платил в пансионе. Он возликовал, он готов был сплясать, обнять мопса, да что там, сама мадам Радулеску казалась ему теперь не ведьмой, а доброй феей. От радости Этьен прослушал то, что говорила ему мадам:

– Поняли? Ночью обязательно закрывайте заднюю дверь на щеколду, запирайте все окна, что выходят на реку, и не забывайте зажигать фонарь.

Сказано это было таким строгим тоном, что Этьен не посмел переспросить, зачем это нужно. Может быть, мадам Радулеску все объяснила, пока он позволил себе порадоваться выгодной сделке? Как бы там ни было, он отдал ей аванс и пешком отправился к одному из друзей, у которого оставил на время свои вещи.

Дом был старый и холодный, в спальне Этьен то и дело бился головой о потолок, однако с переездом в его жизни словно