* * *

15 января 2252 года

Светлый шар Европы походил на огромное страусиное яйцо, которое безумный гигант колотил до тех пор, пока оно не покрылось многочисленными трещинами. Потом великан-психопат вытащил револьвер чудовищных размеров и расстрелял злополучное яйцо, покрыв его скорлупу дырками кратеров. Эта потрескавшаяся и продырявленная сфера заполняла сейчас половину носового иллюминатора корабля-курьера «Солнечный заяц».

До сближения еще оставалось время – и Джер перевел взгляд на полосатый шар Юпитера, висящий сбоку от Европы. Бока бога-громовержца были изрисованы спиралями и волнами атмосферных течений, отчего олимпиец Юпитер напоминал несолидно татуированного индейского божка. Мутно-оранжевый гигант недобро следил за крошечным корабликом сразу несколькими атмосферными вихрями-глазами.

Джер впервые доставлял посылку в систему Юпитера. Собственно, тут некому было доставлять: возле Юпитера никто не жил. Слишком далеко от Земли, слишком высокая радиация из-за частиц солнечного ветра, пойманных мощной магнитосферой планеты-гиганта и лихорадочно мечущихся по спиралям вдоль силовых линий. Но приказ есть приказ: Джера внезапно сдернули с привычных астероидных трасс и велели двигаться на максимальном ускорении к юпитерианскому спутнику с земным названием «Европа». Обещали хорошие премиальные, если Джер как можно быстрее доставит посылку – громоздкий металлический ящик с неизвестным ему, но очень ценным и хрупким содержимым. Если же груз не будет доставлен в срок… – на угрозы начальство тоже не поскупилось.

Джер старался, шел всю дорогу на четырех g[1], выдохся как бобик, но успел. И корабль не подвел – даже электроника по левому борту не закапризничала, как обычно. Джер любил свой курьер, этот межпланетный скоростной кузнечик: он был его домом, работой и жизнью. Эффектная фотография «Солнечного зайца», который, сверкая никелированными плоскостями, снижался над красноватым полем марсианского космодрома, всегда висела над пультом управления.

Мелодичный женский голос сказал:

– Джер, приготовься к ручной посадке.

Юноша не поверил своим ушам:

– Здесь нет диспетчера посадок?

Голос подтвердил:

– И не было никогда.

– В такую дыру мы еще никогда не прилетали, Энн!

– Все когда-нибудь бывает впервые, милый Джер! Я, конечно, готова сама состыковаться, но, по правилам, при отсутствии диспетчера посадок ты отвечаешь за приземление.

– Ладно, это чистая формальность! – махнул рукой Джер. – Найди, где тут можно причалить, и садись.

Поверхность Европы приблизилась, и на ее сияющем боку стала видна научная база – нагромождение непонятных конусов, кубов и полусфер. На куполах были видны следы метеоритных ударов (постарался великан!), а вот признаков ремонта не наблюдалось. Сторона одного куба оказалась разворочена сильным взрывом.

– Полная разруха – тут явно никто не живет! – воскликнул Джер.

– Да, но сейчас здесь работает экспедиция Института астрофизических проблем. Мы доставляем посылку ее начальнику – профессору Леонардо Мамаеву. Я уже послала ему сообщение. Нас встретят.

– Где они тут поселились?

– Не знаю, но выбора места посадки у нас нет: главный универсальный шлюз занят экспедиционным кораблем, остальные шлюзы для нас слишком велики, поэтому будем причаливать на краю базы. Возле купола обсерватории есть подходящий для нас малый переходник.

Энн медленно подруливала к выбранному шлюзу, спрятавшемуся в густой тени большого купола, а Джер внимательно следил за посадкой, готовый в любой момент перехватить управление. Правила все-таки.

Корабль, приземляясь, целиком утонул в чернильной тени купола.

Энн обвела лучом прожектора вокруг корабля. Следы станционной разрухи вблизи стали еще заметнее, да и посадочный модуль, изъеденный временем и метеоритами, не внушал доверия. Но Энн сумела вытянуть хобот выдвижного шлюза и плотно обхватить кольцо причального колодца, торчащего посреди бетонной площадки. Она еще немного повозилась, проклеивая стык, а потом доложила:

– Все в порядке: атмосфера на станции есть, так что можно дышать без скафандра. Но взять его с собой, конечно, надо.

– Конечно! – ворчливо заметил Джер. – Правила!

Он расправил помятую униформу пилота, взвалил на одно плечо рюкзак со скафандром, а на другое – сумку с личными вещами и служебными документами и подошел к люку. Гравитация на Европе была слабой, но позволяла ходить, а не летать вприпрыжку.

Люк с лязганьем открылся – и Джер вывалился в приемный тоннель. Он летел до пола так долго, что успел рассмотреть ржавые стены посадочного шлюза, а также кучи камней и мусора, которые виднелись тут и там в коридорах станции.

Юноша спружинил ногами и выпрямился. Магнитные подошвы держали прочно, несмотря на густую пыль, покрывавшую пол. Над головой горели тусклые лампы: видимо, Энн сумела с кем-то договориться, и их включили.

Джер чувствовал себя как герой космической оперы, который попал на заброшенную планету. На таких станциях-призраках он еще не бывал. В какую сторону надо идти, чтобы найти экспедицию профессора Мамаева?

От места, где стоял в растерянности Джер, тянулись три коридора. Свет горел в левом из них, а два терялись в темноте. Юноша включил фонарик и посветил сначала в один темный ход, потом – в другой. В первом виднелись какие-то высокие ящики, во втором громоздились куски льда, вывалившиеся из разорванной стены. В ближайшей нише стоял робот-ремонтник с погасшими глазами: или батареи давно сели, или окружающая разруха считалась здесь нормой и не вызывала у киберов прилива активности.

Остро пахло какой-то химией, камнем и ржавчиной. Несмотря на включенный на полную мощность подогрев комбинезона, было очень холодно, неуютно, даже жутковато. Дыхание сразу превращалось в пар, который не спеша расплывался вокруг.

– Энн, ты говорила, что нас ждут! – крикнул Джер. – И где эти встречающие?

Энн насмешливо сказала сверху:

– Держись, Джер, помощь уже в пути!

– Язва, – проворчал юный капитан курьера, настороженно водя глазами за быстро мечущимся лучом фонарика. Но Энн оказалась права: в освещенном коридоре послышались торопливые шаги – и в конце показалась невысокая девичья фигура.

Девушка шла по коридору – и тусклые лампы на потолке поочередно освещали ее лицо. Это лицо испытывало удивительные превращения: оно входило в круг света юным, потом на нем появлялись тени, которые его быстро старили, пока оно совсем не терялось в сумраке между двух ламп. Но в новом круге света это лицо становилось снова молодым и красивым – и его черты с очередным мгновением и с каждой новой лампой становились все ближе и отчетливее.