* * *

2004

– Доброе утро, Эдди.

– Как обычно, Кэти? – Он включает кофемашину. – Ты что, уезжала куда-то?

– Да, я была две недели в Париже, по делам. На дефиле-шоу.

– Париж и дефиле? Для меня это звучит как праздник.

– Ага! Только представь, тебе надо рыться в одежде трех тысяч модельеров. Через несколько дней у тебя пропадет всякий интерес, уверяю! Чувствуешь себя как на скотной ярмарке, где продают коров.

– Порция капучино и сверху органический шоколад?

– Чудесно.

– Впереди тяжелый день?

– Да, очень. Никакого роздыха, увы.

– У тебя опять новый цвет волос, – замечает он.

Я киваю.

– Сегодня вечером у меня фэшн-шоу, демонстрация новых идей. – Я роюсь в сумочке, отыскивая подходящие купюры. – Эдди, хочешь пойти? У меня осталось еще много билетов.

Он улыбается.

– Пожалуй, в следующий раз. Ну, до завтра.

– Пять минут! – кричу я моделям, пытаясь отвлечься от назойливых запахов лаков для волос и пенок для укладок, витающих в гримерке. Где же Сэм? Я набираю на мобильном его номер.

– Кэти, я уже еду, клянусь, – бормочет он в трубку. – В кэбе. – Он изображает шум мотора. – Да, налево, приятель.

– Сэм! – В трубке ясно слышится звонок телефона. – Ты все еще в офисе, да?

– Через полчаса буду, – заверяет он меня.

– Сэм, ты мне очень нужен.

– Осторожнее, так слишком туго! – визжит Генриетта, одна из моих моделей. – Ты точно профессионалка? Что-то непохоже!

– Пожалуйста, приезжай скорее. – Я нажимаю на кнопку отбоя и с тяжелым вздохом возвращаюсь в гримерную. Хен сидит в углу и с недовольной гримасой поглаживает свою светлую прядь.

– Хен, пять минут, – говорю я, отсчитывая на пальцах: – Раз, два, три, четыре, пять. Пусть она займется твоими волосами.

Я смотрю на хаос из туфель на высоких каблуках и на вешалки с черной одеждой, ждущей показа. У меня на Турнхем-Грин есть бутик FIB, что значит «Female in Black» («Женщина в Черном»). Мы продаем дневную и вечернюю одежду и аксессуары, а сегодня у нас показ летней коллекции. Разумеется, наряды наши в основном черные, кроме некоторых аксессуаров и иногда вспышки цвета для контраста. Теперь я устраиваю модные показы два раза в год; работа тяжелая, но она окупается. Сегодняшний показ проходит в Чизуик, в доме одного из клиентов Сэма. Дом такой большой, что хоть марафон в нем устраивай. И превосходное место для показа, потому что моим местным клиентам не нужно далеко ехать. Владельцы по минимуму потратились на дизайн интерьера: дощатый пол, белые стены, софиты, современная живопись, зеркала в позолоченных рамах. По сути, почти клон жилища Сэма, только у него оно вдвое меньше.

Зрители рассаживаются по местам; я слышу знакомые звуки – шарканье ног, скрип стульев. Как обычно, к этому моменту мои нервы уже звенят от напряжения. Я нервно отпиваю полбокала шампанского, розовая помада размазывается по ободку.

– Твой бокал наполовину полон или наполовину пуст? – первое, что сказал мне Сэм, когда мы с ним встретились меньше года назад на чьей-то вечеринке. Потом: – Позволь мне его пополнить. – И подмигнул напоследок.

Будь он не таким привлекательным, я бы, пожалуй, вежливо отказалась. Я даже оглянулась, чтобы убедиться, что он обращался именно ко мне; что он взял мой бокал водки с тоником…

Ив, моя сотрудница из FIB, сообщает, что фотограф хочет быстро переговорить со мной перед началом показа и что приехал кто-то там из прессы.

– Удачи, девочки, – желаю я. – Держите класс, чувствуйте себя классными, ведь вы точно классные! – Кажется, одна из моделей вытаращила на меня глаза?

Быстрый взгляд в зеркало. На мне одно из тех платьев, которые мы показываем сегодня: черное, воротник хомутиком, длина ниже колена. Вокруг шеи и на груди полоски из серебристого бисера; низкий вырез на спине с серебристыми пуговицами. Мой наряд дополняют серебристые туфли без задника. Свои темно-каштановые волосы я перекрасила в черный цвет и заколола на затылке белой розой.

Показ открывает модель в атласном топе и черной хипстерской юбке с поясом, расшитым серебристым, мерцающим под софитами, и черным бисером. В одной руке у нее черная атласная сумочка с маленькой серебряной застежкой, в другой бокал для коктейля. Я решила открыть вечер головокружительной инъекцией гламура. Скользящей походкой модель проходит по деревянному полу к камину. Зрители провожают ее восторженными аплодисментами. В этот момент я вижу Эмму, мою школьную подругу. Она садится на стул в заднем ряду. Ее трудно не заметить. Рост Эммы почти шесть футов, и в школе, когда мы играли в нетбол, она всегда была голкипером. Одними губами она говорит мне «Привет» и раскрывает программку.

Сэм, где ты?

Начинает звучать песня «Убийство на танцполе» Софи Эллис-Бекстор. Выходит следующая модель, та капризная Генриетта, огорченная, но решительная, с волосами, завязанными в конский хвост. Ее мать, сидящая в первом ряду, с обожанием смотрит на дочь. «Генриетта и мать» всегда вместе, в одной упаковке, словно шарик и веревочка. Мать у Хен хромая, но при деньгах, и если ее усадить в углу моего бутика в шезлонг, задобрить несколькими бокалами чего-нибудь этакого и вообще обращаться с ней как с королевской особой, она скупит своей дорогой дочке Генриетте почти весь мой ассортимент. «Все, что тебе нравится, я не против», обычно бормочет она в сгущающемся тумане. Сэм часто интересуется: была ли у меня та «старая жаба в углу»? Он знает, что если была, то его ждет удачная ночь.

Когда песня достигает своего апогея, Генриетта театрально поворачивается, бросает быстрый взгляд на мать – та сразу одобрительно стучит о пол своей палкой – и покидает зал. Пока все идет хорошо. Все переговариваются, в зале стоит шум. Зрители с интересом заглядывают в программки, что-то записывают – а это всегда хороший знак.

Следующая девушка появляется, вальсируя, в вечернем платье с узором «зебра» и с красной шалью. Это один из моих любимых образцов. Ее волосы окрашены в черный как смоль цвет, коротко острижены, с острой челкой – стиль «Чикаго». Поет Стиви Уандер, «Предрассудки». Я ерзаю на стуле. Эта песня всегда напоминает мне о доме. О школьных годах. Я словно услышала крик из маминой студии «Выключи этот чертов шум!», когда из спальни сестры целыми днями звучало «Я просто позвонил, чтобы сказать, что я люблю тебя!». Совсем другой мир.