Розмари

Маша Драч

1

Обожжённые крылья омоет утренняя роса…

Я остро ощутила саднящую боль в затылке, которая пульсировала и медленно перемещалась к разбитой брови, отдаваясь в сознании эхом воспоминаний. Это был хороший знак… Очень хороший знак… Раз я всё еще умела испытывать боль, значит не умерла. Хотя порой мне искренне казалось, что это было ошибочное ощущение и на самом деле я сдохла еще в тот момент, когда Блэйк увидел мои остриженные до плеч волосы. Этого ни в коем случае нельзя было делать, я знала. Знала и всё равно пошла наперекор порядкам борделя, за что, собственно, и получила наказание в виде побоев. Кажется, я уже начала забывать, каким ублюдком Блэйк умел быть.

Уже прошла целая неделя с того момента как я снова вернулась в бордель, а для меня этот небольшой отрезок времени сузился до размеров одного-единственного бесконечного дня. Я практически перестала спать, собственно, именно по этой причине время мной теперь воспринималось в искажённой форме. Всё вокруг казалось таким знакомым и в то же время невыразимо чужим. Полярность восприятия действительности сбивала с толку, размывала границы реальности и фантазий. Даже сейчас я до конца не понимала, драила ли столик после клиента или это происходило всего лишь в моей голове.

— Мотылёк, — услышала я голос Тео.

Меня всю вдруг передёрнуло, когда я услышала это прозвище. Череда различных воспоминаний, связанных с тем, кого я больше не хотела помнить, отозвалась ноющей болью в груди, где как мне казалось по ощущениям, образовалась огромная выжженная пустота. Начало тошнить. В последнее время я часто испытывала тошноту, отчего даже местную стряпню больше не могла есть, хоть желудок и просил еды.

— Розмари, — пробормотала я, продолжая лихорадочно тереть несчастный столик, который и так уже давно был чистым. — Зови меня Розмари. И только так.

— Окей, Розмари. Прекрати уже наконец насиловать стол, — Тео явно пугало мое состояние, да я и сама себя боялась. — Ты слышишь меня? — бармен за нервным смехом явно пытался скрыть свое опасение.

Выпрямившись, я нервным движением заправила короткие пряди волос за уши. Если честно, то я даже сейчас не до конца не понимала, почему обрезала их. Всё происходило как в тумане. Я переступила порог борделя, Блэйка уже предупредили о моем возвращении. Меня отвели к нему. Блэйк заявил, что я всё также буду продолжать исполнять свою работу с одним лишь условием — отныне я стану таким же товаром, как и другие девочки. Мне было на это глубоко наплевать. Я никак не отреагировала на такое пополнение в списке моих обязанностей. Всё уже стало неважным.

Когда меня отвели в мою прежнюю комнату, я просто упала на кровать и еще очень долго рассматривала узор плесени, который за мое долгое отсутствие значительно увеличился в размерах. Я ни о чем не думала, просто пыталась свыкнуться с тем, что я снова в этой дыре, на самом дне жизни. Ниже Марианской впадины. Затем в какой-то неопределенный момент мне в голову стрельнула мысль раздобыть ножницы. Это стало так необходимо, словно бы от этого зависела судьба всего человечества.

Найти ножницы не составило никакого труда, ведь я знала, где и как их раздобыть. Стоя посреди комнаты, я смотрела на них, вертела в руках, ощущая прохладу металла. На задворках сознания мелькнула идея поднести острие ножниц к венам на запястье и покончить со своим никчёмным существованием. Но я вовремя опомнилась, смутно соображая, что это не выход. Меня не сломить… Меня не сломить! Вместо этого я просто обрезала свои волосы. Мне вдруг стало противно к ним даже прикасаться, поэтому я избавила себя от раздражителя.

Когда Блэйк увидел, что я с собой сделала, он приложил меня несколько раз головой о стену. Боль отрезвила, помогла забыться и почувствовать, что я всё еще жива, несмотря на полное моральное уничтожение.

Мне нужна была поддержка Амис, но подруга отсутствовала, она сопровождала какого-то толстосума в деловой поездке. Поэтому со своими демонами я справлялась в одиночку, буквально загибаясь от беспомощности и боли.

— Роза, — теплая ладонь Тео опустилась мне на плечо. — Ты в норме?

Я обернулась и часто заморгала. Была ли я в норме, когда меня выбросили на обочину мало-мальски сносной жизни? Трудный вопрос, тут смотря, с какой стороны подойти. Физически я была в норме, даже вопреки разбитой брови и крупной «шишке» на затылке. Была ли я в норме морально? Не-а… Ни капли. В мыслях постоянно всплывал ОН. Господи, как же я его ненавидела и вместе с тем не переставала любить нездоровой обреченной любовью! Это был край, за которым ничего больше не существовало. Я знала и не искала для себя оправданий.

— Да, — глазом не моргнув, солгала я. Никому здесь не нужна была правда, каждый сам за себя, да и я не стремилась всем подряд обнажать свою покалеченную душу.

— Будь расторопней, иначе опять влетит, — предостерег меня Тео и вернулся за барную стойку.

На негнущихся ногах я подошла к очередному клиенту, чтобы принять заказ. Какой-то толстый мужик с бородой и в кожаной куртке лениво листал меню. Приняв заказ, я засеменила на кухню, где всё кипело, жарилось и варилось. Билл разделывал тушу какой-то птицы и при одном виде отрубленной головы и окровавленных внутренностей, что лежали на разделочной поверхности, мое горло сковал спазм. Я бросила на стол заказ и пулей вылетев из кухни, помчалась в туалет. Резкий запах испражнений защипал глаза. Хорошо, что я никогда не была ответственна за уборку в общем туалете. Вбежав в первую попавшуюся кабинку, я согнулась пополам и всё, что еле-еле было мною съедено сегодня утром, оказалось в унитазе.

Тело била крупная дрожь, по спине скользнул холодный пот. Я вдруг начала замерзать. Желудок продолжал еще какое-то время неприятно сжиматься, отчего мне казалось, что внутренности могли вот-вот тоже выйти наружу. Мне было хреново, очень хреново во всех смыслах этого слова. Я сползла по тонкой стенке кабинки на пол и притянула к груди колени. Вместе с холодом, который, словно прошил каждую клетку моего тела, я ощутила то, насколько горячей стала моя голова. Будто вместо мозгов кто-то влил в нее раскалённое железо.

Обжигающие слезы скользнули по щекам, но легче от них совсем не стало. Я не понимала, что со мной творилось и это дико пугало. Может, всё дело