Мальчик не знал, что он умрет.

Когда мужчина, улыбаясь, накинул ему на шею шнурок с кистями, он подумал, что это продолжение их обычной игры. От возбуждения по подбородку у того тонкой струйкой стекала слюна, капая на голое плечо мальчика. Мальчик молча кивнул. Это раньше его тошнило, а потом стало все равно. Он лег на живот, повернул голову, уткнувшись лицом в грязную после многих утех подушку, закрыл глаза и мысленно перенесся к другой игре. Он любил проигрывать у себя в голове один замечательный голевой момент.

Вот с правого фланга уверенно атакует француз, мяч вьется у ног. Защитники накидываются на него, устраивают свалку. Мерзавцы. Но нет, все обошлось — он прорвался и вновь несется вперед, мячик, как дитя к матери, жмется к его бутсам. Трибуны замирают. Время тянется как резина. Удар — и мяч по косой влетает в ворота.

Бац! Он в сетке.

После этого он обычно может идти домой. Но не сегодня. На этот раз, прежде чем мяч касается сетки, его голову резко дергают назад, а потом вверх, с такой силой, что глаза едва не выскакивают из орбит.

Шон уже уснул. Роне нравилось, как он спит. Как младенец. Во сне у него такое довольное и безмятежное лицо, он ровно и почти бесшумно дышит, чуть приоткрыв губы. С виду и не скажешь, что вечером он прикончил бутылку красного и три виски.

Теперь, когда Шон пил, Рона отворачивалась. Это ее раздражало. И больше всего потому, что ему неведомы муки похмелья. Утром он отбросит пуховое одеяло (впуская холод под теплый покров их ложа), тихо встанет и отправится на кухню. А она, лежа в постели, будет украдкой и с легким чувством вины подсматривать за ним, за тем, как он двигается: мелькнет бедро, поднимется рука, мягко качнется расслабленный член. Пока готовится кофе, он насвистывает, и в сознании Роны горьковато-сладкий аромат свежего кофе навсегда соединится с переливами этой ирландской мелодии.

Уже семь месяцев они вместе. В ту ночь, когда она в первый раз привела его к себе, до спальни они так и не добрались. Он прижал ее к входной двери и смотрел на нее. Потом стал раздевать, неторопливо, по одной снимая одежки, точно кожуру со спелого фрукта, не касаясь ее губ, пока наконец ее губы сами не потянулись к нему, а за губами и все ее тело. И тогда, одним движением языка, он вошел в ее жизнь.

Когда зазвонил телефон, Шон едва пошевелился. После четвертого звонка должен был включиться автоответчик. Заслышав в трубке жизнерадостный голос с ирландским акцентом, звонящий больше не будет считать автоответчики бездушными машинами. Рона сняла трубку после третьей телефонной трели. Наверное, что-то случилось, раз звонят так поздно. Когда она сказала, что ей понадобится такси, сержант ответил, что полицейскую машину уже выслали. Рона вскочила, хватая вчерашнюю одежду со спинки кровати.

Констебль Уильям Макгонайл впервые выехал на происшествие. При помощи желтой ленты он перекрыл вход в подъезд, как велел ему сержант. Еще он прогнал двоих пьяных, посчитавших, что куда интереснее наблюдать за действиями полиции, чем плестись домой и трахать жену. Констебль Макгонайл был другого мнения.

— Отправляйтесь по домам, — приказал он, — нечего здесь высматривать.

Он глядел на лестницу и гадал, долго ли ему еще придется проветривать на улице яйца, когда у него за спиной зацокали по бетону шпильки. Какая-то женщина, подойдя к ограждению, тоже заглядывала в темный подъезд.

— Извините, мисс. Сюда нельзя.

— Где инспектор Уилсон?

Констебль Макгонайл удивился:

— Наверху, мисс.

— Хорошо.

Ее светлые волосы сверкнули в темноте, пахнуло духами. Она занесла обтянутую шелком ногу над его желтой лентой, перешагнула и сказала:

— Я лучше поднимусь.

Стук ее каблуков громким эхом разносился по всему подъезду, однако если кто-то из жильцов и проснулся от шума, то не спешил высовывать носа. Никто не хотел вмешиваться. Случись пожар, они бы живо выскочили, подумала Рона, такое событие их наверняка бы расшевелило.

Дверь на втором этаже стояла настежь. Из квартиры доносился голос детектива Уилсона. Если Билл здесь, то ей не придется объяснять, кто она такая. Она по-быстрому сделает свои дела и вернется домой, в свою постель. В узкой грязной прихожей было жарко и душно. Темная в пятнах дорожка, завернувшаяся с одного конца, точно какое-то увядшее растение, скрадывала звук ее шагов. Она остановилась. Три двери, все три приоткрыты. Справа кухня, слева — ванная. Она увидела, как в проеме одной из дверей промелькнул белый комбинезон, услышала стрекот камеры. Отряд криминальной полиции при исполнении.

Дальняя дверь отворилась, и в прихожую выглянул детектив Билл Уилсон.

— Билл.

— Доктор Маклеод, — кивнул он. — Сюда.

Он позволил себе едва заметно улыбнуться. Двое других мужчин, находившихся в комнате, обернувшись, уставились на нее, не веря, что это и есть доктор Маклеод.

Рона взглянула на свое черное платье и босоножки на шпильках:

— Я так торопилась…

— Максвин сейчас принесет тебе во что переодеться.

Билл кивнул одному из них, который вышел и через минуту вернулся с пластиковым пакетом. Рона вынула из пакета комбинезон и маску, убрала туда свой плащ и отдала пакет полицейскому. Скинув по одной босоножки, она облачилась в комбинезон и только после этого переступила порог.

Войдя, она окинула взглядом маленькую комнату. Страшные, в никотиновых подтеках, шторки плотно закрывают единственное окно. На деревянном стуле валяются джинсы и футболка. Два стакана на пластиковом столике. Пара кроссовок на полу возле кровати. Полуторная тахта, без спинки, но под богатым цветистым покрывалом из тяжелой шелковой парчи.

Обнаженное тело мальчика лежало ничком поперек тахты. Его застывшее лицо было повернуто к двери. Глаза вылезли из орбит, меж синих губ торчал кончик языка. Синий шнурок, затянутый на шее, выглядел как галстук-бабочка, которую надели задом наперед. Тело уже успело окоченеть и пойти пятнами, и эти багровые пятна на прозрачной коже делали его похожим на мраморное. Ниже бедер покрывало пропиталось кровью.

— Я выключил камин сразу, как приехал, — сказал Билл. — Наш юный констебль чуть концы не отдал, когда глотнул этой вони. Я отправил его на улицу поработать постовым и проветриться.

— Температуру в комнате измеряли?

— Да, данные у Максвина.

Прежде чем надеть маску, Рона втянула воздух. Всегда очень важно определить, чем пахнет на месте преступления. Это может навести ее на важные соображения относительно того, какие вещества следует искать. Здесь к тошнотворной смеси запаха убийства и затхлого запаха спермы и пота примешивался какой-то еще запах — более тонкий, еле уловимый. Так, понятно: дорогой мужской одеколон.