Телохранитель Китайгородцев:

Таких клиентов у меня никогда прежде не было. То, что предстоит нечто необычное, я понял сразу, едва только его увидел. В нем напрочь отсутствовали как чванливая сухость наших доморощенных миллионеров, так и вульгарность затянутых в тысячедолларовые пиджаки богатеев на час. «Марецкого ты узнаешь сразу», – сказал мне шеф, отправляя на эту встречу. Как в воду глядел. Представьте себе столичную Триумфальную площадь. Площадь, конечно, так себе, ничего особенного, но название – Триумфальная! Лето, солнце, бледно-голубое небо, воздух над десятимиллионным городом дрожит. У ослепительно серебристого роскошного «Мерседеса», каких на всю Москву штук пять, не больше, стоит человек с лицом античного бога, в вызывающе стильном костюме цвета сливок и такого же цвета шляпе. Шляпа широкополая, края ее с нарочитой небрежностью подогнуты, из нагрудного кармана пиджака торчит столь же небрежно смятый угол шелкового синего платка – ну вы видели подобных красавчиков в голливудских фильмах пятидесятых. Вылитый Грегори Пек, каким-то чудом из «Римских каникул» ступивший на московскую мостовую.

– Вы Марецкий? – спросил я.

– Да.

Кто бы сомневался!

– Я полностью в вашем распоряжении.

– Так вы и есть мой телохранитель?

– Да, зовут меня Анатолий. Фамилия Китайгородцев.

– У меня никогда не было телохранителей, – сказал Марецкий.

Я так и не понял, с какой интонацией он произнес эту фразу. Может удивлялся, почему раньше не догадался нанять телохранителя.

– Поехали! – сказал Марецкий. – Ты не возражаешь, если мы будем на «ты»?

– Не возражаю.

– Это хорошо. Я люблю, когда между своими все по-простому, без пафоса.

Вот так, всего одной фразой он дал понять, что мы с ним уже почти друзья.

Сели в «Мерседес», где в прохладном воздухе салона плыли волшебные звуки чарующей музыки.

– У меня есть только один недостаток, – сообщил Марецкий. – Я слушаю очень много музыки. Не всегда это нравится окружающим. Но это необходимо, пойми. Издержки профессии. Ты как?

– Без проблем.

– Это радует. Ты, кстати, давно в телохранителях?

– Несколько лет.

– Оружие есть?

– Есть.

– Покажи.

Я отогнул полу пиджака и продемонстрировал ему плечевую кобуру с пистолетом.

– Газовый? – осведомился Марецкий.

– Нет, настоящий.

– Это хорошо. Тогда сейчас поедем, и ты застрелишь одного типа. Я давно хотел его убить.

* * *

Для Китайгородцева все началось утром того же дня. Его вызвал к себе Роман Александрович Хамза, директор охранного агентства «Барбакан», и сразу спросил:

– Тебе знакома фамилия Марецкий?

– Марецкий? – приподнял бровь Китайгородцев.

Что-то знакомое. Из разряда тех фамилий, которые все слышали хотя бы раз в жизни, но в первый миг нет озарения узнавания, а одна лишь секундная оторопь – кто это такой?

– Музыка Игоря Марецкого, слова Ильи Резника, – голосом конферансье произнес Хамза, тем самым давая возможность вспомнить.

– Композитор, что ли?

– Ну! – сказал Хамза. – Ты нашу эстраду любишь?

– «Ты отказала мне два раза, не хочу, сказала ты…» Я вообще-то не очень, если честно…

– Это уже твои проблемы, Толик, – засмеялся Хамза. – Есть заказ, и его надо выполнять. Так что окунешься с головой в жизнь нашей эстрадной тусовки.

– Чей заказ?

– Марецкого.

– С каких это пор композиторы стали себе телохранителей нанимать?

– Про телохранителей композиторов мне прежде слышать не доводилось, – признался Хамза. – Но у эстрадных звезд охрана есть, ты это знаешь не хуже меня.

– У него возникли какие-то проблемы?

– Говорит, что нет.

– «Говорит»? – переспросил Китайгородцев.

– Мы как могли перепроверили, конечно, информацию. Ничего особенного вокруг Марецкого не происходит. Про угрозы в его адрес никто не слышал; долгов, за которые могут убить, у него нет; конкурентная борьба в нашем шоу-бизнесе в основном сводится к взаимному обливанию помоями через прессу, поэтому и тут ничего подозрительного. Конечно, всякое бывает. Вспомни, как иногда клиенты рвут на груди рубаху, клянутся, что проблем у них никаких нет, а телохранителя нанимают только потому, что это модно. А спустя месяц выясняется, что проблемы все-таки есть и клиент помалкивал о них в надежде, что как-нибудь оно само собой рассосется. Но тут, как мне кажется, не та история. Я надеюсь на тебя. Пообщаешься с ним, присмотришься, разберешься на месте, для чего ты ему вдруг понадобился.

– Какой режим охраны?

– «Личка». Будешь сопровождать повсюду.

– Кто у меня на подмене?

– Никого, Толик. Марецкий сказал, что не хочет, чтобы люди менялись. Так что на все время, которое предусмотрено договором, ты с ним сроднишься и станешь членом его семьи. Братом, к примеру.

– А на какой срок заключен договор?

– Конечная дата не определена. Марецкий сам поставит в известность, когда надобность в охране отпадет.

– А ведь кто-то из наших с эстрадными звездами дело имел, – вспомнил вдруг Китайгородцев.

– Костюков.

– Я с ним поговорю.

– Правильно, – одобрил Хамза. – Он просветит тебя, расскажет о нравах этой публики. Помнится, он был не в восторге. Ему даже физиономию там попортили. После этого он сказал, что лучше охранять уже заказанного недругами банкира, чем связываться с нашими эстрадными звездунами, прости господи!

* * *

– Толик! Я тебе искренне сочувствую! – первым делом сказал Костюков. Раны на его лице давным-давно зажили, но душа страдала до сих пор. – Более бестолковой клиентуры я не видел. Они же все личности творческие…

Последние два слова Костюков произнес с такой убийственной интонацией, что сразу стало ясно, как он относится к людям, с которыми не так давно сталкивался по долгу службы.

– Впечатлительные, легкоранимые. У них там все на понтах: днем целуются, вечером на презентации бьют друг друга по физиономии, и все это с истерикой, на соплях, как в самодеятельном театре. Поводы для ссор – как в детском саду: кого каким номером в концерте поставят, кто про кого что сказал – и все это всерьез, все обсуждается, принимается близко к сердцу. Певец Петров сказал, что певец Сидоров – полное фуфло. Все! Вражда навек! Возможно, даже до рукоприкладства дойдет и телохранителю придется их растаскивать. Потом еще фанаты… Это отдельная песня…