Гиблое озеро подернулось едва заметной рябью. Отражение луны в его черных водах дрогнуло, и вдали тут же послышался тоскливый крик ночного сарыча.

– Ничего не вышло, – безнадежно выдохнул лорд Сэливан.

Он стоял на берегу у самой воды, грустно глядя на искрящуюся голубоватым светом нить кребуса. Легкая, невесомая, она висела над озером, уходя почти до самой его середины, и обрывалась в том самом месте, где из воды выглядывал перевернутый лунный диск.

– Не отчаивайтесь, Ваша светлость, – тихо сказал Корнелиус – маленький кругленький человечек, в узких красных штанах и длинной сине-зеленой ливрее. Его комичная фигурка, похожая на яркий воздушный шарик, выделялась на фоне мрачноватого пейзажа своей абсолютной неуместностью. – Сайгерон милостив, он не оставит своих детей.

– Крылатый бог давно уже нас не слышит, – горько усмехнулся герцог и тихо, словно про себя, добавил: – Пятая попытка – и снова неудача.

Он пнул ногой прибрежную гальку. Один из камней отскочил и с глухим бульканьем ушел под воду.

– Может, в следующий раз повезет? – пробормотал толстячок, с опаской глядя на круги, расходящиеся по густой, маслянисто поблескивающей глади.

– Какой следующий раз, Корни? – скривился лорд Сэливан. Ветер нещадно трепал длинные фалды его сюртука, словно мечтая сорвать тот с могучих плеч. Темные волосы лорда развевались, на лице лежала печать безнадежной усталости. – Мы использовали все отведенные попытки, ни одной не осталось.

– И что же теперь будет? – растерянно спросил Корни. – Что нам делать?

Толстячок суетливо дернулся. Его полные щеки дрогнули, маленький рот испуганно приоткрылся, куцые бровки сдвинулись.

– Остается только ждать, – ответил герцог Бернский.

Он глубже надвинул шляпу и резким движением надел перчатки.

– Возможно, судьба сжалится и пошлет нам еще один шанс, иначе…

Лорд Сэливан не договорил. По его лицу скользнула темная тень.

– Хорошо, кабы так, – пробормотал толстячок, с сомнением глядя на матово поблескивающую воду.

Серебристая дорожка успела окончательно растаять, и теперь уже ничто не отвлекало внимания от бескрайней черной глади, страшной в своей красоте и невероятно притягательной. Озеро не зря называли Гиблым. За долгие годы оно забрало немало жизней тех, кто не сумел преодолеть его таинственный зов.

– Идем, Корни, – властно распорядился лорд Сэливан. Он легко развернулся и, не оглядываясь, пошел к виднеющемуся вдалеке лесу. – Нам здесь больше нечего делать.

– Да, Ваша светлость, – подобострастно закивал Корнелиус. – Как скажете.

Толстячок незаметно осенил себя робусом и торопливо припустил вслед за герцогом.

– И больше сюда не звони! – я бросила трубку на рычаг и в сердцах выругалась.

Бородатый гоблин! Угораздило же дать свой номер этому Этьену! Знала бы, какой он маньяк, ни за что не сделала бы подобной глупости!

Старомодный телефон обиженно тренькнул и затих, всем своим чопорным видом выражая неодобрение.

Ну да, не привык он к такому обращению. Но тут уж ничего не поделаешь! Я совсем не похожа на его прежнюю хозяйку и церемониться с ним не собираюсь.

– Даже не надейся, – скорчила рожицу своенравному аппарату.

Не знаю, как ему это удавалось, но на черном корпусе еще отчетливее проступило недовольство.

Бред… Мало того, что разговариваю с вещами, так еще и эмоции им приписываю. Хотя что тут удивительного? Этот дом кого угодно с ума сведет!

Я обвела глазами строгую обстановку холла.

Высокие потолки, добротные дубовые панели, подставка для зонтиков, китайский фарфор – ни дать, ни взять, английское поместье. Ага. В центре России. Что тут скажешь? Была у тетушки неискоренимая тяга к аристократической жизни.

Я распахнула дверь и вышла в огороженный высоким забором двор. Ровные палисадники, идеальные газоны, жеманные анемоны в горшках. Тьфу, гадость!

За те два месяца, что я прожила в доставшемся от тетушки особняке, его идеально-буржуазный вид мне порядком надоел. Хотя нет. Надоел – это еще слишком мягко сказано. Правильнее было бы выразиться – он меня чертовски бесил.

Скривившись, обвела пространство скептическим взглядом. Ишь, и цветет ведь все. Не вянет.

С улицы донеслась нецензурная брань.

Ух ты! Это кто у нас такой отчаянный?

Любопытство заставило меня приоткрыть калитку и высунуть голову наружу. И не надо мне говорить о том, что я нарушаю пятый пункт завещания! Ничего подобного. Я ведь не покидаю унаследованный участок? Во-о-от! Значит, могу сколько угодно любоваться томно пошатывающейся фигурой Виктора Степановича Горелова или, попросту, Горыныча, главного судьи района и моего, с некоторых пор, соседа.

– Ирма! Ирма, зараза! Открывай! – кричал Горыныч, пытаясь попасть ключом в замок калитки. – Я знаю, ты дома! Слышишь? Открывай!

Ирма была женой Горыныча, тощей, как жердь, дамой с вечно поджатыми губами и маленькими, недобрыми глазками. Я таких, как она, насквозь видела. Вид – крайне неприятная особа. Подвид – сплетница лицемерная, обыкновенная. Не успела я заехать в тетушкин дом, как она тут же пришла с черствым куском пирога, намереваясь напроситься на чаепитие. Ха! Не на ту напала. Пирог я взяла, а вот саму старую ведьму вежливо отправила восвояси. Не хватало еще в дом ее пускать! Потом сплетен не оберешься.

– Ирма! Кому говорю, зараза… Открывай!

Степаныч отчаялся открыть калитку и теперь попросту стучал по ней кулаком.

– А вы попробуйте перелезть, – посоветовала я.

Ну да. Вот такая я злыдня. А куда деваться? Захочешь зрелищ – и не на такое пойдешь.

– Д-думаете? – Горыныч глубокомысленно уставился на острые шпили забора и сдвинул набок кепку.

– А чего тут думать? Лезьте! – подначила судью.

Степаныч крякнул, ухватился за выступающую часть металлической решетки и попытался закинуть ногу. Его ярко-красная футболка задралась, и Сталин, изображенный на ней, недовольно скривился.

– Ир-ма! Я уже иду! – выкрикнул сосед срывающимся фальцетом.

– Вы ножку, ножку-то повыше поднимите, – тихонечко посоветовала Горынычу.

Треск, раздавшийся пару секунд спустя, оповестил о том, что моя подсказка была услышана и принята к сведению.

– Ах ты ж…

Далее последовали непереводимые идиомы и упоминание чьей-то матери. А следом – звуки падения.

– Урою падлу! – взревел Горыныч, пытаясь подняться.

– Кого именно? – невинно поинтересовалась я.