На главном городском погосте было тихо и… как-то не празднично. В знойном мареве расплывались могилки и ограды. Царило безветрие – ни один листочек не шевелился на березе. Дерево у ограды создавало тень, но она не спасала. Дышалось с трудом – воздух раскалился, загустел, временами складывалось впечатление, что люди этим аномальным летом 2017 года дышат не кислородом, а какой-то едкой химией. Андрей шевельнулся, вышел из оцепенения. Затекла нога, он сменил позу. Ком в горле не рассасывался, легкие с трудом впускали воздух. Он сидел внутри ограды, смотрел на могилу недельной давности, заваленную жухлыми цветами, на свежий букет, который положил несколько минут назад. Довольно странно – за неделю не пропал ни один цветочек. Обычно их тащат бомжи, а потом продают посетителям за воротами кладбища. Тишина в этом скорбном уголке стояла какая-то неправильная. Он покосился вбок – там что-то шевелилось. Через участок возилась пожилая гражданка в платочке – что-то чистила на «своей» могилке, собирала мусор в пакет. Похоже, она неважно себя чувствовала – иногда замирала, при этом дышала так, словно это были ее последние вздохи. Молодого мужчину по соседству гражданка не замечала. По лицу пенсионерки струился пот. Пожилым людям этим знойным летом было особенно трудно…

Андрей раздраженно поморщился – донеслись посторонние звуки. Он покосился через плечо. Из-за поворота показалась машина – вполне представительный джип. Он как-то неуверенно, рывками катил по дорожке, петляющей между «кварталами». Сместился к левой обочине, заехал на траву и встал, едва не уткнувшись в капот лупоглазой «Хонды» Андрея. Надрывно кашлял водитель. Распахнулась дверь, он вывалился из машины, едва не свернув ограду, за которой возвышались шалашом свежие венки. Лицо водителя искажалось, цвело багрянцем, он кашлял очередями. Оставив дверцу открытой, побрел, как пьяный, в узкий проход между могилами и пропал за кустами. Доносились лающие звуки – водителя рвало. Он был один в машине – больше никто не вышел.

Голова была пуста, как выпитая накануне бутылка водки. Переваривать увиденное она не собиралась. Возвращалось оцепенение. Жара усугубляла душевные муки. Снова мутный взор фиксировал каменное надгробье, фотографию смеющейся девушки с лучистыми глазами. Скорбная датировка ниже фото: 8 января 1991-го – 12 июля 2017-го… Пару дней назад до него дошло окончательно: Риты нет и больше не будет. Он видел сны, как она возвращалась – входила в квартиру со своими ключами, садилась к нему в постель, гладила, что-то щебетала про глупый розыгрыш, вселенское недоразумение, что больше никогда такого не повторится. Он просыпался, замирая от надежды, и снова погружался в беспросветный мрак. Он каждый день приходил на могилу, тупо созерцал надгробье, чего-то ждал. Дни тянулись в тумане, он жил в каком-то выжидательном анабиозе. А пару дней назад вдруг понял с пронзительной ясностью – всё, Риты нет, она не вернется! Он подавил порыв шагнуть через подоконник, схватился за холодную батарею – ты что замыслил, дурачина? На том свете станет легче? С чего ты взял, что на этом все закончится? Живи, как получится, тяни эту лямку. В последующие двое суток он беспробудно пил, не выходя из дома – благо имелись в холодильнике запасы…

Он любил эту женщину до дрожи. На сентябрь намечалась свадьба. И все закончилось, когда водителю большегруза на трассе стало дурно, он выехал на встречку и смял в лепешку не успевшую отпрыгнуть малолитражку. В этом месяце очень многим внезапно становилось дурно. Водитель многотонного грузовика выбрался из оторвавшейся кабины, но процесс уже вступал в конечную фазу. Человека тряс озноб, рвота лилась рекой. Он прополз пару метров на корточках и умер. Медицинское заключение писалось долго – это был не инфаркт, не инсульт. Что-то острое инфекционное, поразившее ткани и кровь. Отчасти симптомы сыпного тифа, отчасти вирусного гепатита. Но почему водителя в таком состоянии допустили к работе? Коллеги и начальство хором твердили, что парень был здоров, как бык, три часа назад прошел медосмотр. Какие только загадки не таятся в человеческом организме… То, что осталось от Риты в сплющенной «Тойоте», спасатели вырезали несколько часов. Несостоявшийся тесть – Иван Алексеевич Сурин – сошел с ума, когда на опознании ему предъявили растерзанный труп. Матери у Риты не было, воспитывал отец, бывший военный – и проблемы с психикой начались не сегодня. Трагедия с дочерью лишь усугубила состояние – мужчина впал в глубокую депрессию. Человека устроили в хорошую клинику – спасибо Шуре Черепанову, давнему однокашнику, врио главврача психиатрической больницы № 2. Он первым предложил помощь, видя беспомощность Андрея, взял дело в свои руки и устроил человеку надлежащие уход и лечение…

Он с трудом оторвался от смеющихся глаз, сделал попытку продохнуть. Попытка провалилась, легким не нравилось работать с горячим воздухом. Он извлек из борсетки фляжку, обтянутую кожаным чехлом. Грамм сто внутри оставалось. Андрей смотрел на нее, не решался открыть. Жизнь показывала, что это не самое страшное зло. Поколебавшись, сунул ее обратно. Незапланированных встреч с гаишниками никто не отменял, а от него и так воняло. Он погладил фотографию мертвой девушки. Пусто было на душе. И с телом творилась какая-то ерунда. Неделя в прострации, ноги ватные, в голове туман. Он давно перестал замечать, что происходит вокруг. Отстранился от жизни, не замечал людей. Он поднялся на негнущихся ногах, побрел к дороге. Отметил боковым зрением, что пенсионерка еще здесь. Устала работать, присела, утирая пот. Мужчину, идущего к машине, она не замечала. Возможно, он становился прозрачным. Или тоже умер…

Он открыл дверцу лупоглазой «Хонды» и мрачно уставился на подперший его джип. Водитель не вернулся – как убежал в кусты, так там и остался. В округе властвовал покой. Дверь водителя была распахнута, двигатель работал.

– Эй, мужик, машину убери! – хрипло выкрикнул Андрей. В окружающем пространстве ничего не менялось. Кусты помалкивали. На кладбище царила повседневная кладбищенская тишина. Андрей выждал, повторил призыв. В третий раз кричать не хотелось. В нормальном состоянии он бы, разумеется, полюбопытствовал. С водителем что-то стряслось – немудрено на такой жаре. Но в данный час – похмельный, раздавленный, с образом Риты в голове – он даже не рассматривал такую возможность. Вздохнув, сел за руль подержанной «Хонды», начал рывками сдавать назад – до чугунной загородки оставалось небольшое расстояние. Он смял траву, уперся бампером в бугорок. Медленно, едва не касаясь «обнаглевшего» джипа, начал выворачивать. В обычный день он бы от души поругался, но сегодня не хотелось. Не доходило.

Он плелся по кладбищенским дорожкам, объехал переполненные мусорные баки, ворота, у которых почему-то отсутствовала охрана. Обычно людный пятачок за воротами тоже пустовал. Стояли припаркованные машины, но ни в салонах, ни вокруг не наблюдалось никакой жизни. В происходящем было что-то неправильное. Кондиционер работал, поэтому до выезда на трассу он более-менее отдышался и пришел в себя. Надо прекращать хандрить, – подумал Андрей. Жизнь продолжается, какой бы бессмысленной она ни была. Он снова сместился к обочине, встал под величавой корабельной сосной, достал телефон, чтобы позвонить на работу. Он управлял магазином в Закаменском районе, торгующим запчастями и мелкой «самодвижущейся» техникой. Фантастической прибыли бизнес не приносил, но на жизнь хватало. Подчиненные понимали, что ему сейчас не до работы, справлялись сами. Были сочувствия, соболезнования, но с текучкой никто не лез. Хоть на этом спасибо. Он глотнул минералки из бардачка, набрал своего зама Павленко – просто узнать, не разорилась ли еще контора. Вызов не проходил. Он тупо созерцал экран, пока не дошло, что отсутствует связь. То есть вообще. Явление редкое, но пока не исключительное. Пожав плечами, он поехал дальше и через пару минут уперся в Западное шоссе, славящееся узкими горлышками и непробиваемыми пробками. Слева в полуденной думке вздымался Горячинский кряж, отпочковывающийся от Уральского хребта. Зрелище величавое в любое время дня и года. Горные кручи вздымались до неба, снег поблескивал на вершинах, абсолютно безразличный к аномально жаркому лету. Каждый выходной туда устремлялись тысячи горожан, надеясь найти прохладу на местных сопках. По горным серпантинам карабкались машины, пешие группы. Находились чудаки, которые покоряли вершины, разбивали там палатки и насмешливо взирали с высоты на задыхающийся город.