* * *

1

Ричард Стрикланд читает коммюнике генерала Хойта.

В этот момент он находится на высоте в одиннадцать тысяч футов, и самолет о двух моторах трясет так, словно его лупит огромный боксер. Это последнее звено длинного перелета: Орландо – Каракас – Богота – Пиуайяль, последний – крохотная точка на карте где-то там, где сжимаются костяшки из кулака, пальцы которого – Перу, Колумбия и Бразилия.

Коммюнике – типичное армейское сочинение, оно испещрено черными отметинами редактуры. Оно рассказывает, дробной армейской поэзией, легенду о живущем в джунглях божестве.

Бразильцы именуют его Deus Brânquia.

Хойт желает, чтобы Стрикланд сопровождал охотников, помог им поймать обитающее в джунглях существо, кем бы или чем оно ни было, и приволок его в Америку.

Стрикланд сделает это с радостью, ведь это будет его последнее задание для генерала Хойта, он в этом уверен. То, что Ричард творил в Корее, находясь под командованием Хойта, привязало его к генералу на двенадцать лет.

Их взаимоотношения – некая форма шантажа, и Ричард хочет от них избавиться, смыть, как грязь. Он завершит эту работу, самую важную в своей карьере, и обретет достаточное количество заслуг, чтобы отказаться от службы Хойту. Затем он сможет отправиться домой, к Лэйни и детям, Тимми и Тэмми: он станет настоящим мужем и отцом, будет играть ту роль, которую невозможно исполнять, делая грязную работу для генерала.

Он станет новым человеком. Он сможет быть свободным.

Стрикланд вновь обращается к коммюнике, подстраивается под мозолистый и грубый склад ума, обычный для армии.

Эти жалкие ублюдки там внизу, в Южной Америке, – они бедны не потому, что не умеют засевать свои поля, нет, это Жабробог недоволен тем, что они лезут грязными человеческими лапами в джунгли.

Коммюнике все в кляксах, поскольку в самолете что-то капает с потолка. Стрикланд вытирает бумагу о штаны и читает: армия США верит, что Deus Brânquia имеет большое военное значение, и работа Стрикланда будет состоять в том, чтобы приглядывать за «интересами США» и держать команду охотников, как определяет Хойт, «мотивированной».

Стрикланд из первых рук знает теории мотивации, которых придерживается генерал.

Думай о Лэйни.

Хотя нет, учитывая то, что он должен сделать, лучше о ней не думать.

Португальские богохульства пилота оправданны, посадка – чистый ужас. Посадочная полоса буквально вырублена в джунглях.

Стрикланд, шатаясь, выходит из самолета и окунается в жару, как в воду, в дрожащее марево. Колумбиец в гавайских шортах и майке с логотипом «Бруклин доджерс» машет ему от пикапа. Маленькая девочка, сидящая в кузове, швыряет банан ему в голову, но он слишком утомлен полетом, чтобы реагировать.

Колумбиец отвозит его в «город», три небольших квартала, где скрипят колеса тележек с фруктами и бегают босые вислопузые дети. Стрикланд забредает в магазин и делает покупки, руководствуясь инстинктом: зажигалка, жидкость от насекомых, тальк для ног, герметичные пакеты.

Прилавок, по которому он пихает песо, потеет слезами сырости.

Он изучал разговорник во время перелета и поэтому может спросить:

– Você viu Deus Brânquia?

Продавцы хихикают и дергают пальцами, приставив руки к шее.

Стрикланд совершенно не понимает, что это значит – эти люди пахнут остро и сильно, будто только что освежеванный скот. Он выходит наружу, на покрытую асфальтом дорогу, которая тает под подошвами, и видит шипастую крысу, что ворочается в черном «навозе».

Она умирает, причем медленно, ее кости побледнеют и утонут в жидком асфальте.

Это лучшая дорога, которую Стрикланд увидит за следующие полтора года.

2

Звонок встряхивает прикроватный столик.

Не открывая глаз, Элиза нащупывает ледяную кнопку на макушке будильника. Только что она купалась в глубоком, мягком и теплом сновидении, и она хочет вернуться туда, отодвинуть минуту мучительного пробуждения.

Но сновидение ускользает, прячется в глубине, как всегда.

Там была вода, темная вода – это она помнит, и тонны воды давили на Элизу, но она не тонула. На самом деле она дышала в водной толще лучше, чем она дышит здесь, проснувшись, в продуваемых насквозь комнатах, пропахших дешевой едой, освещенных моргающими лампами.

Большая труба завывает где-то внизу, кричит женщина.

Элиза вздыхает в подушку: пятница, и это значит, что новое кино начали показывать в «Аркейд синема», круглосуточном кинотеатре, расположенном под ее квартирой, и это означает новые диалоги, звуковые эффекты и музыкальные номера, которые ей придется интегрировать в свой ритуал пробуждения, если она хочет не подпускать к себе постоянные, останавливающие сердце страхи.

Вслед большой трубе вступают малые, несется вопль множества людей.

Элиза открывает глаза, смотрит на будильник, который показывает 22.30, затем на полосы света от проектора, что прорываются через щели в полу, словно лезвия, насыщая пыльные половики фантастическими киношными цветами «Техниколор».

Она садится и изгибает спину, ощущая холод.

Почему воздух пахнет какао?

К странному запаху присоединяется неприятный шум: сирена пожарной машины откуда-то с севера, от Паттерсон-парка. Элиза опускает ноги на ледяной пол, и наблюдает, как двигается и вспыхивает под ней свет проектора.

Новый фильм, по крайней мере, ярче, чем предыдущий, черно-белая картина под названием «Карнавал душ»[1], и разноцветное сияние, струящееся по ее ступням, позволяет на миг скользнуть обратно в сновидение, в мечту. Там у нее много денег, просто огромное количество, и раболепный продавец надевает ей на ноги одни цветастые туфли за другими.

«О, вы выглядите восхитительно, мисс. В такой обуви вы покорите мир».