-
Название:Писатели за карточным столом
-
Автор:Дмитрий Станиславович Лесной
-
Жанр:Разная литература / Домашняя
-
Страниц:82
Краткое описание книги
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дмитрий Лесной
Писатели за карточным столом
Посвящается памяти Евгения Владимировича Витковского, научного редактора энциклопедии «Игорный Дом», вклад которого в подготовку материала для этой книги неоценим.
Что ни толкуй Вольтер или Декарт,
Мир для меня — колода карт,
Жизнь — банк: рок мечет, я играю.
И правила игры я к людям применяю.
«…На сумрачные лбы поэтов знаменитых,
Которым в пот и кровь обходится игра».
Предисловие
Я игрок. Было время — гордился этим, научился хорошо играть в несколько игр: преферанс, деберц, нарды. Доставил, правда, много хлопот и огорчений своим родителям — от отца то и дело слышал: «Вот выгонят тебя из университета с волчьим билетом». Пользовался уважением в игровых кругах — почти за полвека профессиональной игры ни разу не задержал платежей, никому не был должен, не скрывался от долгов.
В зрелом возрасте всё чаще стали одолевать сомнения: на что потратил свой талант и столько времени! Искал моральных оправданий себе и своему ремеслу.
И, кажется, нашёл! Стал собирать игроцкие биографии великих. Обнаружил, что не один я такой, «запутавшийся в сетях порока». Изучал игру как феномен духа. Нашёл замечательных учителей в лице Йохана Хёйзинги («Homo Ludens. Человек играющий»), Дмитрия Сергеевича Лихачёва, Михаила Афанасьевича Булгакова, Варлама Тихоновича Шаламова, Владимира Константиновича Буковского.
Когда-то в поезде Москва — Ленинград мой старший друг и наставник Ролан Быков, которому я рассказывал одну из своих игроцких баек, очень серьёзно сказал:
— Мы с тобой — современники! Мы обязаны оставить свидетельство!
Эти слова до сих пор набатом звучат у меня в голове. Понимаю их как завет и пытаюсь оставить свидетельство о людях и нравах моей эпохи, о подлости человеческой, которой повидал немало, о благородстве и чести, встречающихся за карточным столом тоже отнюдь не редко. Я пишу рассказы об игроках, а дело всей моей жизни — энциклопедия «Игорный дом», над которой работаю и по сей день.
Опыт, конечно, бесценная вещь, но самый ценный материал предоставили мне русские писатели.
…Но мне досталася на часть
Игры губительная страсть.
Страсть к банку! ни любовь свободы,
Ни Феб, ни дружба, ни пиры
Не отвлекли б в минувши годы
Меня от карточной игры —
Задумчивый, всю ночь, до света
Бывал готов я в эти лета
Допрашивать судьбы завет,
Налево ль выпадет валет?
В этой книге я попробую собрать свидетельства об игре в карты великих писателей. «В игре да в дороге узнаешь людей». В игре человек обнажает потаённые стороны своей натуры. Заглянем за кулисы.
Державин, Гаврила Романович
(1743–1816) великий русский поэт. Выходец из небогатой дворянской семьи, впоследствии вельможа при дворе Екатерины II, Павла I и Александра I. Державин играл в карты всю свою жизнь, а некоторое время, по молодости и по стечению обстоятельств, добывал средства шулерской игрой. В. Ф. Ходасевич в книге «Державин», опираясь на классическое жизнеописание Державина, сделанное К. Я. Гротом в собранном им же девятитомном Собрании сочинений Державина, подробно описал игроцкую жизнь Державина. Началась она в Валдае:
«В начале 1767 года императрица (Екатерина II — ДЛ.) предприняла вторую поездку в Москву… Державин (в чине каптенармуса лейб-гвардии Преображенского полка — ДЛ.) под началом двух офицеров, братьев Лутовиновых, командирован был на ямскую подставу — надзирать за приготовлением лошадей к приезду двора.
Один Лутовинов был послан в Яжелбицы, другой — в Зимогорье. То были две станции, расположенные вблизи знаменитого Валдая, о котором Радищев писал: „Кто не бывал в Валдаях, кто не знает валдайских баранок и валдайский разрумяненных девок? Всякого проезжающего наглые валдайские и стыд сотрясшие девки останавливают и стараются возжигать в путешественнике любострастие, воспользоваться его щедростью на счёт своего целомудрия“. Разумеется, Лутовиновы проводили всё время в гостеприимном Валдае. Они либо играли в карты с приезжими, либо пьянствовали, иной раз на всю ночь запираясь в кабаке и никого, кроме девок, к себе не пуская. Державин волей или неволей делил забавы начальства. Правда, от вина он воздерживался, но карты мало-помалу его увлекли, он к ним пристрастился».
Обстоятельства, при которых 24-летний Державин в тот же год попал в компанию шулеров, типичны и характерны для всех времён — проигрыш, отчаянное положение, предложение нажить деньги мошенничеством:
«…Прожив лето и осень с родными в Оренбургской губернии, Державин собрался в Петербург: отпуск его кончился. Наконец он тронулся в путь, приняв на себя два поручения: во-первых, довезти брата до Петербурга и там определить его в полк; во-вторых, будучи проездом в Москве, купить у неких господ Таптыковых небольшую, душ в тридцать, деревушку, лежавшую на реке Вятке. На это мать дала ему денег…
Поселился Державин по-родственному, у двоюродного своего брата майора Ивана Яковлевича Блудова… Вместе с Блудовым жил его дальний родственник и закадычный друг, отставной подпоручик Максимов, человек забубённой жизни, друг-приятель не одному Блудову, но и всей Москве, особенно разным сенатским чиновникам. Можно было через него обделывать всевозможные дела, чистые и сомнительные, сомнительные в особенности. Блудов находился под его влиянием. Дом с утра до вечера полон был всякого люда. Картёж и попойки не прекращались. Карты занимали Державина сильно ещё со времени пребывания в Валдае. Теперь, в обществе Блудова и Максимова, он стал иногда поигрывать. Сперва играл робко и понемногу, но потом, разумеется, втянулся.
Новичкам обычно везёт, но с Державиным случилось иначе. С каждой игрой дела его становились труднее, но был он упрям, горяч и не знал поговорки „Играй, да не отыгрывайся“. Лишившись собственных денег, он не бросил игры, а пустил в ход материнские, данные на покупку имения, и в недолгое время проиграл их все, до последней копейки. Двоюродный братец Блудов из этой беды как будто бы его выручил, но на самом деле забрал в сущую кабалу. А именно — он дал Державину денег на покупку имения, но в обеспечение долга взял с него закладную, да не только на эту деревню,