Васильева Алёна Олеговна

Сага о дворнике Михее

В плотных осенних сумерках сияли рыжие фонари. Недавно прошел дождь, и мелкая морось создавала вокруг ламп светящиеся ореолы. Холодный октябрьский ветер, пропитанный автомобильным смогом, норовил забраться под одежду и украсть остатки уюта.

Косматый маленький Михей в длинной, не по размеру, желтой куртке размеренно взмахивал метлой, сгоняя промокшие окурки и фантики от конфет в аккуратную кучку.

И вот поднимается же у людей рука бросать мусор прямо под ноги! Как после этого можно спокойно жить? Неужели совесть не мучает?

Бывший домовой вздохнул. Теперь он, вроде как, «бездомовой». Совсем грустно.

Порыв ветра, словно только и дожидался этой унылой мысли, проскользнул за ворот, выхолодил всё нутро. Михей с новой силой заработал своим нехитрым орудием, чтобы согреться.

Нынешние люди его огорчали. Можно сколько угодно ругаться на то, что урн мало, и городская администрация не раскошеливается на новые. Но разве это повод вести себя по-свински? Ведь в грязи, будь то родной дом или общие улицы, и мысли становятся грязными. Всё это висит неподъемной тяжестью, вгоняя в отчаяние и заставляя забывать самих себя…

Домовой упорно наводил порядок везде, где мог, надеясь, что и жизнь проходящих мимо людей станет хоть немного светлее и чище. Никто его об этом не просил, но работа придавала смысл нескончаемому существованию.

А когда совсем темнело, он приходил взглянуть на Неё.

В маленьком парковом пруду, покрытом ряской и круглыми листьями кубышек, жила русалка. По всему берегу, словно уродливые крысиные скелеты, торчали заржавелые остовы мангалов, но там Михей уборку не делал. Вдруг звякнет подлая железяка и навсегда спугнет красавицу?

Девушка была чудо как хороша. Когда поблизости не оставалось даже самых припозднившихся гуляк, в самые тёмные часы перед рассветом, она расчесывала длинные серебристые волосы. Те искрились, словно от звёздного света, даже в пасмурную погоду. И не было в мире зрелища прекраснее.

Михей замирал в тени дерева, не смея шелохнуться, и смотрел, смотрел. Иногда ему даже доводилось услышать чарующее пение. Тогда его сердце переполнялось счастьем.

Порой рядом с любимой всё же появлялись посторонние: статный эльф с потрепанными крыльями, тощий воздушный дракон, подолгу ведущий с русалкой пространные беседы. Иногда забредал кто-нибудь и совсем уж незнакомый. Тогда домовой внутренне клокотал от раздражения и беспокойства: унесут, уведут, спрячут!

– О, прекрасная озёрная дева! – патетически вещал эльф, балансируя на скользком от росы камне и драматично вздымая руку к небесам. – Есть еще в этом обветшалом мире края, не тронутые грязными руками человека! Кристально чистые горные реки, теплое ласковое море, алые, словно твои губы, орхидэ-эи!

Про «орхидэ-эи» Михей, из своего укрытия, слышал уже не раз. Чем-то нравились крылатому хлыщу именно эти цветы. Домовой беззвучно передразнил протяжное, раздражающее «э-э» и хотел уйти, чтобы окончательно не портить себе вечер. Но в этот момент русалка пересела так, что далекие фонари подсветили её точеный профиль. Дворник решил немного задержаться.

– Однажды, прекрасная дева, – эльф взмахнул руками и крыльями, чуть не сверзившись в воду, – я увезу тебя из этого зловонного болота в прекрасные сияющие дали! – Он оправил зеленый мятый пиджачок. – О если бы только хоть раз припасть к твоим губам, алым как…

Раздался плеск. Девушка лишь слегка взмахнула хвостом, но этого хватило, чтобы охладить пыл поклонника. С ног до головы, так сказать.

– О-о, неприступная! – восхитился тот, пытаясь утереть лицо мокрым рукавом. – И всё же подумай над моими словами! До скорой встречи.

Эльф медленно побрел прочь по узкой тропинке, которая, как знал Михей, вела прямёхонько к пивному ларьку. Даже отсюда было слышно, как хлюпает вода в его ботинках.

Дворник снова взглянул на хозяйку озера. Кажется, она улыбалась.

Конечно, кому не понравятся такие светлые перспективы? Один-другой раз окатит ухажера водой для приличия, а потом возьмет, да и исчезнет вместе с ним. Навсегда.

***

Домовой-бездомовой вздохнул и тихо двинулся к выходу из парка, размышляя о своей незавидной судьбе. У самой границы с освещенным тротуаром его внимание привлёк тоненький писк. Крыса, что ли?

Писк повторился, его дополнило шуршание.

Ну точно! Проклятые паразиты! Собираешь, собираешь мусор, а они всё растаскивают вновь! На пару с вездесущими воронами.

Михей мрачно заглянул в урну, собираясь хорошенько шугануть незваных гостей. Комочек грязного меха поднял голову и уставился на него ярко-голубыми, даже в ночном мраке, глазищами.

– Миу?

– Фу-у, мерзость! – отскочил дворник. У домовых установились особые отношения с кошками: под одной крышей они уживались плохо. А если и случалось делить кров, то у хозяев дома от того было больше бед, чем радостей.

– Миу! – обиженно повторили из недр урны.

Бочком, с опаской, Михей вновь приблизился и заглянул.

Совсем мелкий кот. Сам бы он туда не залез. Выглядит безобидным.

А если кто-то горящую сигарету бросит, не глядя? Бумажек в урне полно. Хоть и сырые насквозь, но мало ли?

– Иди сюда, мерзость, – уже ласковее сказал дворник. – Только чур не царапаться!

Котенок оказался почти невесомым. Но все попытки поставить его на асфальт и отправить восвояси не увенчались успехом. Маленькие коготки накрепко впились в желтый рукав.

– Да отцепись ты! – прошипел Михей.

– Миу!

– Вот зараза!

Впрочем, что им двоим делить этим вечером?

– Ладно! – домовой хмуро сунул кота за пазуху, в тепло. – Пойдем, подкинем тебя каким-нибудь добрым людям!

***

Уже довольно долго Михей избегал человеческого жилья, чтобы не бередить былую тоску. Нет, конечно, он подметал и вдоль обшарпанных стен, и в полутёмных подворотнях. Но никогда не поднимал глаза на теплый свет, льющийся из окошек, и старался не прислушиваться к доносящимся наружу звукам.

Но теперь под курткой потихоньку пригревался мерзкий кот, и его надо было поскорее убрать со своей территории.

Глубоко вдохнув, как перед прыжком в воду, бездомовой шагнул в сквозной подъезд, ведущий в один из многочисленных дворов-колодцев. Многие считали подобный вариант застройки варварством, но именно здесь можно было ощутить настоящую квинтэссенцию жизни.

Сюда выходили, в основном, окна кухонь, и по вечерам из открытых форточек доносились отголоски повседневного быта. Где-то, смеясь, баловались дети. Иногда их строго, но с нотками теплоты одергивал чей-то взрослый голос. За другим окном ругались и мирились. На третьем этаже свистел чайник. Опрятная бабуля любовно оправляла листья пышной герани.