Крылья.

Ночь и в свете луны отражаются ангелы. Она смотрит на небо, и странные звёзды мерцают и не задают вопросов. Она смотрит на небо, на странные танцы крылатых существ и чувствует, как стонут крылья. На медном лике луны пляшут тени, играют с возможным «завтра» и не помнят прожитых «вчера». А она помнит, она смотрит на луну, сидя у раскрытого окна, провожая весну и заламывая пальцы.

А за её спиной, на цветной простыне, под лёгкостью весенних снов, спит он, в безмятежной нирване ночи. Она смотрит на его нагое тело и думает о том, о чём уже не хочет думать, и вновь вдыхает запах ночи и закрывает глаза. Ночь сегодня беспощадна, ночь сегодня далека от идеала, ночь сегодня не даёт уснуть, всё теребя в мозгу воспоминания, и снова заставляя колебаться, вновь предлагая что-то поменять. Она вновь открывает очи и видит странный танец ангелов, на сателлите колыбели жизни. Меняются их позы и движенья, но суть и смысл остаются те же, навсегда, она растеряна, она опять в смятении, сломалось что-то, дрогнула защита. Она отвернулась от ангелов, она повернулась к нему, она смотрела на него, на безмятежность сна и красоту нагого тела. Она смотрела на него, заламывая пальцы.

И в отблеске от света монитора, холодного, как ночь, стремительно, как ангелы на небе, по клавишам перебегали пальчики и цокали по буквам ноготки, вводя секретный адрес. В глобальной паутине много тайн, и там была одна её, быть может, не такая страшная, как прочих, но для неё она была тропой к теням на облике луны. На главной странице висела надпись о том, что в почтовом ящике хранится непрочтённое письмо, и в душе прокатились волны, дыхание чуть участилось, стрелочка на мониторе примчалась на слово «прочитать». Страница сменилась, письмо пришло от него. Она повернулась к окну, там, в свете луны, всё ещё корчились ангелы, изображая людей. Она открыла письмо, читала…

–Распускаются цветы и листья бросились в рост, мир сходит с ума, чуя запахи и предвкушая вкусы и победы. Не спрятаться от аллергии и пыльцы, её всё больше, мир теснее и цветней, осталось солнечных лучей не больше, чем в костре золы. И параллелограммы в парках и садах сменяются на хаосы цветенья и роспуски бутонов. Ты слышишь запахи запретных и красивых фруктов? Отважны птицы, глядя в окончательность потерь, стремятся вознестись всё выше, выше, ВЫШЕ. Нет места на земле, умеющим летать, мне кажется, что ты летать умеешь, мне кажется, что ты не на земле сейчас. Исправно падают на клавиши сухие пальцы, терзая кнопочки, лишая девственности лист, сметая всю метель в совочек, чтобы выбросить в просторы окончательной сети, запутались что бы слова, не расшифрованы остались. Я выбираю для себя вертикаль, пусть будет что-то большее, чем просто кучка пепла, пусть будет свет и пальмовое масло и пусть целует ветер кожу на лице. И стерва – сокол висит, в небе голубом… ждет, наверное, момента, краску выпустить на свет, окропить и растерзать, и кончить, с непременной фабулой отмщенья. Я без конструкции, я просто вышел под холодный дождь, нет стремени, да, в общем, и не важно. Нет и лошади, есть пара спереди и пара сзади не растерзанных колёс, они меня узнают, они меня несут, они меня не видят, но они всегда простят и даже не посмотрят мне с укором в голубые мои зрачки. Три аккорда, три слова, строка и бесконечность дальше, что струны знают о тебе? Смотря, какие струны и как, смотря, ты видишь дерзкий мир. Всё хорошо, Шато Марго, всё хорошо, растаял снег, сжигая вечности холодную улыбку, смывая с голых, как луна газонов, остывшее за ледниковый год дерьмо. Теперь прорвёмся, пощекочем нервы, теперь осталось только лишь открыть глаза и воспалёнными зрачками узреть вдали цветущие цветы. И каламбура каламбур. И пить не пить и кушать не закусывать и плакать хохоча, как искренний, бесцельный враг не сдаться, не укрыться и не встретить. Пожалуй, что последнее – коварнее всего, пожалуй, только выход – это постоянный вход. И всё закрылось, и всё загружено, и может быть не так, как раньше, но точно пылью в голову и растерзание сознанья, которое молчит о том, которое молчит о сём, а с этой стороны листочка, скрипят и падают на клавиши раскусанные пальцы, в кипящей голове пытаясь подавить слова: Нас не догонят!!!

… заламывая пальцы.

Чёрт побери, он смотрит в её душу! И именно сейчас, и именно в такую ночь, когда на небе вакханалия и истинный Содом! И за спиною сладкой рябью вздрогнули вдруг крылья. Она закрыла всё и выключила навсегда компьютер. Она скользнула взглядом по его обнажённой безмятежности и подошла к раскрытому окну. Она вдохнула запахи красивых и запретных фруктов, но это было раньше, или не было… Она всегда была фанаткой и не позволила себе ни разу вкусить запретный плод, она лишь только чувствовала запахи и никогда не прикасалась к ним губами, точнее, языком. И медная луна уже катилась к западу, пытаясь спрятаться за близлежащими домами, а ангелы свой продолжали пляс. Она смотрела вверх, её туда тянули крылья, он прав, умеющим летать, нет места на земле! И может оправдать его ожиданья, взмыть ввысь, стать новым ангелом, теперь другим, не тем, как прежде? А прежде как? Да то же собственно, что раньше, ангелы не становятся другими, они просто меняют крылья. Ведь стерва – сокол висит… конечно же, он ждёт момента, и сокол – это он, его слова мне ломают все конструкции, его слова мне раскрывают крылья. И броситься навстречу новому, что просто-напросто, не новое, а только лишь забыто? И снова всё сломать и заживлять упорно раны языком, или Шато Марго, или оставить всё как есть. Она взглянула на него, такого беззащитного сейчас, когда она уже на полпути к полёту. И снова дрогнула струна в душе, и ангелы уже не так задорно вытанцовывали диско.

Но ведь она уже не хочет. Не хочет ничего ломать, пусть и отважны птицы, глядя в окончательность потерь, она-то ничего уже терять не хочет. Ведь время для людей – не бесконечность, да и для ангелов, похоже. И нету смысла возноситься выше… выше… выше… она и так не на земле, особенно, когда летает с ним. Она вернулась вновь, присела на кровать и пальчиком погладила его по выбритой щеке. Он