Максим Семенов

За столом

На столе стояла открытая бутылка водки, рядом с ней на тарелке – три малосольных огурца и банка с грибами. Дополняли натюрморт черный хлеб и початая банка шпрот.

– Вот ты мне скажи, Жень, – обратился к собеседнику Иван, – объясни, может, я что не понимаю. Нас запирают в собственных квартирах, как каких-то прокаженных, и нам же говорят, что это все». Он обвел рукой стол и повторил, уже протягивая слова: «Во-о-от э-это-о-о все-е-е ради нашего же блага.

Иван разлил по рюмкам водку. Взял одну из них в руку и, задумавшись, посмотрел на нее, а потом жестом дал знать товарищу, что нужно чокнуться, и Евгений последовал за ним. В тишине квартиры рюмки цокнули друг об друга, и эхо отразилось от пожелтевших обоев.

– Врут они нам, – подытожил Иван и ловким движением руки опрокинул водку себе в горло. Слегка поморщился и, подцепив вилкой парочку грибов, закусил.

– Вань, я не знаю, – сказал Евгений и, перехватив инициативу на себя, разлил водку по рюмкам. – Знаю лишь одно… Помнишь Петровича из тридцать седьмой квартиры, у которого жена прошлым летом умерла?

– Помню, – сказал Иван, наблюдая за действиями собеседника.

– Так вот за ним вчера приехала целая бригада, и все в скафандрах, плюсом еще ОМОН оцепил весь подъезд, чтобы никто не вышел и не зашел.

Они снова выпили.

– Так вот, Вань, – Евгений поморщился, но закусывать не стал. – Петрович в своей жизни ни мухи не обидел, а если и обидел, то прощения попросил. И вот его-то увезли под белы рученьки.

Евгений слегка поморщился и немного покряхтел, но продолжил:

– Я с работы шел вечером, соседей встретил у подъезда, они-то мне и рассказали.

– Брешут твои соседи.

– Может, и брешут, вот только дверь-то у Петровича мало того что опечатана, так еще и заварена, и подъезд чистый, и хлоркой воняет.

– А подъезд тут причем? – не понял Иван.

– Не знаю, Ольга Ивановна сказала, что эти, в скафандрах, еще три часа подъезд мыли, а ОМОН никого не выпускал. Серега из двадцать пятой попытался прорваться, так ему омоновец, – тут Евгений слегка пододвинулся к Ивану, боясь, что их могут подслушивать, – нос сломал и затолкал обратно в квартиру.

– А как она увидела, если из квартир никого не выпускали? – удивился Иван, немного отодвигаясь от напиравшего на него собеседника.

– У них двери напротив друг друга, в глазок, наверное, смотрела, – отсел обратно Евгений.

– М-да-а, де-ела-а, – протянул Иван, при этом не забыв разлить водку по рюмкам. – Пойдем покурим? – предложил он и в пригласительном жесте потряс пачкой сигарет. Евгений как пять лет не курил, а когда цены на сигареты повысились до заоблачных вершин, мысли о курении развеялись как дым. Но в этот раз от столь заманчивого предложения он не смог отказаться и, спустя мгновение, оба товарища стояли на балконе.

Окна с балконом выходили на оживленную улицу, но, когда пришла болезнь, людей на тротуарах поубавилось, как и машин на дорогах, а после объявления самоизоляции улица так и вовсе превратилась в безлюдную.

Пока они курили, мимо балкона по дороге проехал серый с синей полосой посередине и надписью «ПОЛИЦИЯ» УАЗ «буханка» с установленными на крыше между двух мигалок громкоговорителями, из которых доносились слова:

– Граждане, соблюдайте самоизоляцию. Выходите на улицу в случае крайней необходимости.

Уазик скрылся за поворотом, и из-за эха было уже не разобрать дальнейшие слова.

– Соблюдайте самоликвидацию, – передразнил их Иван.

– Меня чуть вчера не приняли, – кивнул в сторону УАЗа Евгений.  – Иду, значит, с утра на работу, темно, еле тропу видно. Вдруг выскакивают двое, – опять кивок в сторону УАЗа. – И говорят мне «куда идем, почему без маски». И хоп меня под руки. А я от испуга подавился и кашлять начал. Так они… – хотел было кивнуть Евгений в сторону уехавшей «буханки», но той уже и след простыл, и сразу осекся, – так они бросили меня и наутек. А я стою кашляю и смеюсь, аж слезы из глаз потекли, – заулыбался Евгений и искоса поглядел на Ивана, ожидая от того реакции. Но товарищ лишь похмурел и задумался, а затянувшись, сказал:

– Может, и не менты были.

– Может, и не менты, – ожидая от Ивана другой реакции, подытожил Евгений и немного покашлял. – Крепкие у тебя сигареты.

– Это оттого, что ты давно не курил.

– Ко мне завтра дочка приедет, – между затяжками сказал Иван, – проведать старика.

– Сколько вы не виделись?

– Лет пять, наверное. Попросил внука привезти, сказала, не может он, – с грустью в сердце произнес Иван. – Ну, хоть ее увижу.

– Пойдем, – видя, что приятель уже докурил и перестал кашлять, Иван затушил бычок о край консервной банки, служившей ему пепельницей не один десяток лет. – А то водка стынет.

Они сели за стол, разлили по рюмкам водку и молча выпили.

– Вирус этот, – закусывая огурцом, сказал Иван, – поганый, все планы мне испортил. Хотел для дочки рыбы наловить, чтобы не с пустыми руками от меня уехала. Гружу машину оборудованием, а сзади тихо подъезжает девятка ментовская. Я на радостях, что дочка приедет, не услышал, как и подкрались. В общем, не пустили, сказали, не положено. Только в крайней необходимости или штраф пять тысяч рублей. А откуда у меня такие деньги? – он снова наполнил рюмки, сморщил лицо и повторил, протягивая каждую букву, – кра-а-ай-не-е-ей необходимости.

Он поднял рюмку, и его взгляд зацепился за бутылку, в которой оставалось водки на пару раз наполнить рюмки. Он задумался. А потом улыбка очертила его лицо:

– А вот и крайняя необходимость.

– Знаешь, – на лице Евгения было смятение и растерянность, а голос его стал хриплым. – Я, наверное, домой пойду.

– Ты что, заболел? – с улыбкой подколол Евгения Иван.

– Не-ет. С чего мне болеть? – тут же встрепенулся Евгений, откашлялся, и голос его стал обычным. – Это все сигареты твои, да и поздно уже. Магазины все до пяти, а время без десяти пять.

– Ну как хочешь. Я держать насильно не буду, – обиделся на него Иван, рассчитывавший посидеть еще, но сразу как-то замялся и с удивлением посмотрел на Евгения.

Евгений закашлял и с каждой секундой кашлял все сильнее и сильнее, пока не упал на пол и не затих. Иван прикрыл рот ладошкой и только хотел встать, как тоже начал кашлять. Спустя минуту он уже лежал рядом с Евгением. На лице Ивана было застывшее удивление.

На следующий день дочь Ивана приехала рано и, чтобы не разбудить отца,