Моим товарищам по экспедициям, живым и мертвым: «Я с вами прошел через радость и боль»…

Автору на протяжении нескольких десятилетий довелось участвовать в изучении ледников различных арктических архипелагов, для чего было много причин как общего, так и личного порядка.

Начну с общих. Во–первых, ледники как природные объекты являются непременной частью арктической природной среды, без которых картина происходящего на нашей планете была бы неполной, тем более в условиях происходящего глобального потепления. Во–вторых, изменился сам объект исследований — не просто местность, а происходящий на ней природный процесс В-третьих, в короткие сроки нам пришлось переходить от способов и методов эпохи ликвидации белых пятен на карте планеты к использованию дистанционных методов — начиная с простейших аэровизуальных наблюдений и кончая космическими съемками, весьма пригодившимися на ледниках. В-четвертых, при работе на полярных архипелагах море присутствует как в восприятии событий, так и в самом природном процессе, что отражено в настоящей книге.

Когда–то немытый и небритый то ли кроманьонец, то ли неандерталец ощутил необходимость познания даже не за пределами своей пещеры, а гораздо дальше — за пределами горизонта. Есть основания полагать, что это первобытное любопытство, со временем превратившееся в систему познания мира, и сделало его Человеком мыслящим и даже в меру совестливым. Неслучайно историки вновь и вновь возвращаются к незабываемой эпохе Великих географических открытий, не имеющей аналогов в других сферах человеческой деятельности, романтической и трагической, когда достижения человеческой мысли одновременно сопровождались гибелью былых цивилизаций и истреблением целых народов.

Уже будучи пенсионером, я обнаружил, что нашего современника тянет от комфорта мегаполисов в совсем иные местности и страны, природа которых еще сохранила свои первозданные черты. Это особенно характерно для представителей интеллектуальных профессий, нередко меняющих привычный комфорт лабораторий на приключения в горах или на ревущих быстринах рек, не говоря о любителях парусного спорта, в одиночку бороздящих акватории Мирового океана. Похоже, что, приспособившись к городской цивилизации, одновременно человек все чаще ощущает разрыв со своим прошлым, что выражается обычно в моральном и физическом дискомфорте.

Еще недавно иные мои коллеги из многочисленных исследовательских экспедиций, упражняясь в остроумии, шутили, что в отличие от туристов и альпинистов алы получаем удовольствие от общения с первозданной природой за счет государства. Теперь, встречаясь со свидетелями и участниками былых событий на прежних белых пятнах нашей планеты, мы с горечью отмечаем, что понятие «экспедиция» уже ничего не говорит обитателю городов–миллиоников, предпочитающих комфорт и обслугу многозвездных отелей былому поиску на грани жизненного риска. Для большинства людей из XXI века само понятие «экспедиция» стало чем–то отжившим и канувшим в прошлое.

В свое оправдание я хочу реабилитировать нашу работу в глазах современников, не знакомых с экспедиционной работой. Думаю, что все мы, из разных стран и организаций, стремились в меру сил сделать этот мир чуточку лучше и добрее. Насколько это нам удалось — пусть судит читатель. Встречаясь с поседевшими и постаревшими остатками былой полярной гвардии, прошедшими испытание белым пеклом, мысленно я говорю: — счастливо, друзья, вы сделали свое дело хорошо. Жаль только, что вас осталось так мало…

Благословляем с давних пор Мечты дерзающей живучесть, И нашу маленькую участь Бросаем в яростный простор.

Кашменский

Мой арктический выбор был вполне сознательным и вызван стремлением избавиться от послевоенной суровой обыденности, чему способствовали и другие, чисто семейные обстоятельства. Перед войной мама сдавала экзамены за географический факультет пединститута по книгам, с массой завлекательных иллюстраций, среди которых мое детское внимание привлекли затертые во льдах корабли, моржи и белые медведи, старинные карты с розами ветров и прочие атрибуты, зовущие юную неопытную душу в дальние страны на поиски неоткрытых островов и разных приключений, порой на собственную голову. Со временем чтение книг об Арктике привело к мысли: а почему бы не отправиться туда самому? Эта мысль окончательно оформилась к окончанию школы, в чем сыграл свою роль и известный роман В. Каверина «Два капитана».

В высшее Арктическое мореходное училище меня не приняли из–за очков — если бы не это, возможно, я стал бы ледовым разведчиком. Поступать на географический факультет МГУ, где была специальная кафедра североведения, отпетый троечник не решился. Поскольку в ту пору в школе нам давали неплохие знания, я без проблем оказался в Московском институте геодезии, аэрофотосъемки и картографии (МИИГАиКе) на аэрофотогеодезическом факультете, где все свои курсовые и диплом я защищал по арктической тематике. Этому способствовала моя дружба с кафедрой физической географии, которую в ту пору возглавлял известный географ доктор наук Г. Д. Рихтер, а среди преподавателей было много представителей былой российской интеллигенции с богатым экспедиционным опытом. Несомненно, доценты В. В. Пиотровский, А. В. Живаго и Л. С. Троицкий запомнились многим поколениям выпускников этого института. Хочу отдать должное и декану своего факультета А. И. Сухову, который не дал заблудиться в поисках пути непутевому студенту.

В самом начале учебы нам было предложено дешифрировать аэроснимки на различные ландшафты. Я выбрал снимок на один из ледниковых районов Новой Земли (окрестности Русской Гавани с ледником Шокальского) — какую роль сыграло это место в моей научной судьбе — об этом читателю станет понятно дальше. Вот и вся моя арктическая предыстория, которая в значительной мере пришлась на суровую военную и послевоенную пору в истории страны. Соответственно, мы хлебнули лишений военной поры на фоне общей грандиозной и славной цели, о которой позднее поэт сказал: «Мы за ценой не постоим». Когда война закончилась, на класс приходилось по два–три отца, уцелевших на фронте. Жесточайший жизненный отбор продолжался и дальше, уже на основе того, что успели нам внушить матери. Многие мои сверстники недоучились, слишком рано пошли работать, иные связались с уголовщиной, а то и спились, так и не реализовав своих возможностей. Остальные научились противостоять выпавшим невзгодам, совсем как полевой исследователь в сложных экспедиционных условиях, в чем я убедился позднее. Студентом я побывал на Сахалине и Тянь—Шане, довольно далеко от высоких широт, тем не менее расширив свой кругозор.

После окончания МИИГАиК по специальности аэрофотогеодезия я оказался в академическом Институте географии, в связи с чем я должен сказать несколько слов об этой непростой науке. В нашей стране середина XX века для нее время особое, поскольку были стерты последние «белые пятна» на ее карте в длительных протяженных маршрутах: позднее их заменила аэрофотосъемка. В географии главным направлением стало изучение природного процесса на основе взаимодействия трех сред, известных читателю со школы, — литосферы, гидросферы и атмосферы. Одним словом, нам предстояло работать, как в песне, «на земле, в небесах и на море». Среди географов нашлись и такие, которые придумали еще и гляциосферу, которая одновременно присутствует во всех остальных: в литосфере (в виде ледников), в гидросфере (прежде всего Мировом океане в качестве морских льдов и айсбергов) и, наконец, в атмосфере в виде снега.