С возрастом, даже самые авторитетные люди своего времени приходят к мысли обо всём, что они делали на протяжении жизни. Окажись поступок значимым, или наоборот, относительно ничтожным и забывающимся через неделю-другую, вершащий его человек сохранит свой личный взгляд на положение вещей. Все личные надежды, эмоции и размышления редко удаётся выразить в полном объёме, ещё реже удаётся сделать так, чтобы это не затерялось среди более важной информации.

Поэтому, люди, заслужившие известность, нашли выход в мемуарах и автобиографиях, в которых могли открыться для всех желавших. Порой, когда деятель осознавал приближение своего конца, он мог позволить себе рассказать некоторые тайны своей работы, особенно когда их разглашение уже никому не причинит вреда. В итоге, будучи интересным чтивом для увлекающихся обывателей, и неплохим подспорьем для специалистов, оба жанра не потеряют своей актуальности.

Время принесло развитие технологий и, как следствие, значительное упрощение множества сфер жизни. Теперь, именитый деятель, желавший поделиться мыслями с потомками, получил возможность управиться с процессом за считанные дни, вызвав интервьюеров. Два человека с совершенно беспристрастными лицами устанавливали камеру так, как угодно рассказчику, и задавали вопросы до тех пор, как тот сам не начнёт изливать душу. Затем техническая работа, и отправка записи в архив до тех пор, пока не наступит обозначенный заказчиком срок. Доверительная обстановка, наступавшая благодаря желанию деятеля раскрыться, уверенность в собственной безопасности и незаметность интервьюеров, помогала рассказывать вещи, о которых ранее знали лишь единицы.

В этот раз, интервью давал Эдвард Рихтер – один из самых известных адвокатов в юридической практике, который не проиграл ни одного дела за полувековую карьеру. Обладатель дьявольской харизмы, незаурядного интеллекта и навыка моментальной адаптации к настроению публики, Рихтер добивался оправдания для самых разных нарушителей закона, от коррумпированных политиков, до «техасского расчленителя».

В своём кабинете, за рабочим столом сидел старик, напротив которого стояла камера. Хотя ему было далеко за семьдесят, выглядел адвокат значительно моложе, не только благодаря молодому лицу и хорошо сидящему костюму, но и благодаря ощутимой бодрости духа. Рихтер не бубнил, он выступал перед интервьюерами так же, как выступал в суде. У него не было желания понравиться им, это была сила привычки.

Первые полчаса шли типично, и походили бы на полицейский допрос, не будь Рихтер таким интересным рассказчиком. Родился в семьдесят пятом, окончил университет, с семьёй не общается, своим детям помог устроиться – отвечая на простые вопросы, клиент готовился к более сложным, и то, насколько решающий вопрос окажется актуальным и глубоким, зависело от мастерства интервьюера.

– Мистер Рихтер, бытует мнение, что вы заведомо знаете, что ваши подзащитные виновны. Как вы к этому относитесь?

Адвокат, который в этот момент делал глоток из чашки с кофе, даже не вздрогнул.

– Никак. Это правда. – Рихтер не стал ждать, пока ему зададут встречный вопрос, и начал объяснение. – Я из тех, кто торгует совестью, и преуспеть мне удалось только потому, что я сразу это признал.

Такая искренность смутила интервьюеров, но они не подали вида, а адвокат не захотел выдерживать паузу, очевидно, не испытывая с этим никаких трудностей. Голос его потерял шутливую окраску, но в звучавшей серьёзности не было ни одной нотки печали.

– Большинство адвокатов честны с собой, такие есть даже среди богатых и известных. Есть такие, что оправдывают виновных, но оправдываются благими намерениями, законом, и бог весть чем ещё. А я честен с самим собой, но не горжусь этим. Правильно сказать, что за это я себя ненавижу.

Один из гостей спросил, раскручивая тему в более приятное русло:

– Скажите, сэр, вы работали с самыми известными преступниками, такими как «техасский расчленитель».

Рихтер щёлкнул пальцами и задорно перебил:

– Помню, забавная была история. Парень убил и расчленил своего друга, а присяжные признали это «самообороной». Меня даже пригласили на «Дейли шоу». Было весело, но я не горжусь победой. Но со временем, и с большим числом подобных… негодяев, я принимаю себя как негодяя, который ничем не лучше. И отношусь к этому смиренно.

– Были ли у вас дела, которые запоминались особенно сильно? Ну, как самые негативные.

Рихтер помрачнел. Было ясно, что он не перебирал в памяти все эпизоды своей карьеры, а думал конкретно об одном. Лицо профессионала в сокрытии истинных эмоций дрогнуло в мгновении, полном презрения и ужаса. Адвокату даже потребовалось набраться решимости, чтобы сказать всего три слова:

– Дом Нового Полудня.

Интервьюеры синхронно мысленно выругались. Задававший вопросы мужчина поторопился, и похоже, ранил старика в самое слабое место. В лучшем случае, они уйдут на получасовой перерыв, в худшем – на недельный.

– Мистер Рихтер, вы можете не рассказывать об этом.

Но всё пошло по непредвиденному пути, когда адвокат вздохнул. Его голос был таким же энергичным, но было слышно, как он обрёл оттенок грусти.

– Нет, я расскажу.

– Что же вас так потрясло? Вы работали с людьми куда более жестокими и бесчеловечными, чем та секта.

Рихтер усмехнулся.

– Вы всё поймёте, когда я открою ту мораль, что вынес сам. А после неё – решайте сами, так ли страшны какие-то подонки.

ПРОЛОГ

Июнь, 2009 год

Если уехать глубоко в лес, окружавший город, то можно будет выйти к просёлочной дороге, уводящей машины с основного направления ещё глубже. Как только начнёт казаться, что она ведёт в никуда, среди деревьев удастся разглядеть высокие бетонные стены.

Ни для кого не секрет, что за ними от посторонних глаз скрывалась бурлившая жизнь крупной тоталитарной секты. Она отличалась от подобных, выделяясь территорией, масштабом вещания и некоторыми организационными вопросами, а потому, считалась чем-то большим, чем просто псевдорелигиозный культ, построенный на мешанине из концепций и отсылок на многовековые верования. Сплочённый коллектив, в который новички вливались целыми семьями, самозабвенно и счастливо работал на местном производстве, принося секте ещё больший доход. Трубы от нескольких фабрик едва ли возвышались над деревьями, а идущий из них дым подобно маяку служил ориентиром для путешественников, решавших, стоило ли им идти сюда, или нет.

А они всё продолжали идти, надеясь застать Дом Нового Полудня.

Хотя рабочий день подошёл к концу, обитатели не спешили разойтись по своим общежитиям, предпочитая посвятить свободное время культурным мероприятиям, вроде чтений разного рода литературы или участия в проповедях. Необычной, а заодно и туманящей разум, казалась свобода выбора, ведь если кто-то решит вместо общественного досуга рухнуть на койку и уснуть, то ни для кого это не станет поводом для осуждения. Добровольность и приветливость заманивала сектантов получше