* * *

С большой любовью – моим мужу и мальчикам за их поддержку

Лара Данэм сдвинула веточку базилика на слегка обжаренной куриной грудке, покоившейся на «ложе» из ризотто со спаржей, чуть влево. Потом отступила на шаг. И, встав плечом к плечу с кулинарным редактором журнала «Домашний повар», окинула взглядом стол.

– Даже не знаю… – пробормотала редактор. – Что-то все-таки не так.

«Да и на вкус совсем не то», – мысленно добавила Лара, но придержала это мнение при себе. Во время подготовки к съемке она и так старалась не придираться к каждой мелочи. Ее вкусу претило не только оформление блюда. Еду, используемую в фотосессиях, часто оставляли недоготовленной, чтобы сохранить сочность. Да и рис следовало больше приправить. Гораздо больше. Но Лара прикусила язык, потому что исправление рецептов в круг ее обязанностей не входило.

Она лишь заметила:

– Мне кажется, квадратная тарелка не подходит.

Как она и предполагала, эта тарелка придала блюду азиатский флер, совершенно не вязавшийся с едой в итальянском стиле.

Тарелку предложила редактор, с которой Лара скрепя сердце согласилась. По опыту общения с этой вспыльчивой пожилой дамой она знала, что проще и быстрее наглядно продемонстрировать, что не так, а не сразу вступать в пререкания.

И правда: протянув понимающее «у-у-у», редактор согласилась. Лара сдержала торжествующую улыбку и повернулась к помогавшему ей стажеру:

– Принесите большую круглую тарелку с широкими краями. И давайте поменяем свечи и кольца для салфеток, – которые опять же появились по предложению редактора. – Серебро выглядит слишком официально.

Сорок пять минут спустя, когда еда аккуратно перекочевала на новые тарелки, а композицию подкорректировали по вкусу Лары, фотограф приступил к съемке. Предполагалось, что снимок украсит октябрьскую обложку и его увидят миллионы людей.

– Еще одна потрясающая фотосессия, – разразилась восторгами редактор, когда фотограф уже собирал аппаратуру. – Мне стоило сразу положиться на ваш вкус: ваши задумки всегда выше всяких похвал. Никто лучше вас не заставит еду выглядеть по-настоящему аппетитной.

Лара приняла комплимент легким кивком. Как и полагалось фуд-стилисту[1], которым она, собственно, и работала, причем весьма успешно. Лара была востребована благодаря своему вниманию к деталям – эту репутацию она зарабатывала почти десяти лет.

Возможно, именно поэтому Лару так больно ранил тот факт, что для собственного отца она оставалась одним колоссальным разочарованием.

«Тот, кто может готовить, готовит. А кто не может, идет в фуд-стилисты», – глаголил легендарный ресторатор Клифтон Честерфилд.

Он оплатил ее обучение в лучшей кулинарной школе страны, после чего на два года отправил за границу, изучать кулинарные техники в Тоскане и на юге Франции. С тех пор, как Лара стала достаточно взрослой, чтобы научиться делать простейшую заправку для соуса, Клифтон стал строить честолюбивые планы. Он рассчитывал, что дочь пойдет по его стопам и однажды станет во главе кухни известного нью-йоркского ресторана, носящего его имя. Того самого ресторана, где он пропадал все детство Лары.

Ну разве удивительно, что она так досадовала на это заведение? Разве удивительно, что обижалась на отца за то, что он предпочитал свое детище семье?

Так что, достигнув самонадеянного возраста – двадцати с хвостиком, Лара взбунтовалась. И сделала это с блеском!

Сейчас, в тридцать три, Лара оглядывалась назад и признавала, что зашла в своем бунте слишком далеко. Она публично отмежевалась от отца и его обожаемого ресторана, а потом выскочила замуж за единственного ресторанного критика на Манхэттене, осмелившегося оценить рейтинг «Честерфилда» не на должном уровне.

Брак Лары с Джеффри Данэмом продлился немногим дольше, чем поднималось ее суфле на заре обучения в кулинарной школе. Потом Лара образумилась, но было, увы, слишком поздно: отношения с отцом бесповоротно испортились. Он даже перестал с ней разговаривать.

Нынче, шесть лет спустя, повзрослев и помудрев, Лара понимала: желая досадить отцу, она сама вырыла себе яму. По иронии судьбы, теперь она хотела бросить профессию фуд-стилиста и сделать карьеру шеф-повара. А еще горела желанием добиться уважения папы, а то и его любви. Она жаждала услышать, как он скажет: «Молодец, отлично сработано!».

Но, когда год назад она попросила отца о работе, тот нарушил обет молчания только для того, чтобы отказаться ее нанять – даже на самую низкую должность. А раз он не взял ее на работу, этого не сделало бы и ни одно приличное заведение. Таковы были безграничное влияние и репутация Клифтона Честер-филда.

Что ж, теперь Ларе наконец-то представился шанс убедить отца в своих кулинарных талантах, и упускать этот шанс она не собиралась.

Закончив с фотосессией, Лара вышла на улицу, чтобы поймать такси. Ей как раз хватало времени добраться до Среднего Манхэттена до часа дня. Лара не успела перехватить что-нибудь на ланч, но голода не ощущала – от волнения все внутри будто узлом завязалось.

Собирался дождь, с минуты на минуту хляби небесные могли разверзнуться, а Лара не захватила зонт. Она не сочла это дурным предзнаменованием, хотя такая погода не лучшим образом сказывалась на ее волосах, которые вечно вились от влажности. Сейчас они спадали на плечи прямой блестящей золотисто-каштановой завесой. Перед тем как вскинуть руку, чтобы поймать такси, Лара смахнула со лба густую челку, пожалев, что решилась на нее во время недавнего визита в салон красоты.

Мгновение спустя возле нее затормозило такси, и Лара бросилась к машине. Она потянулась к ручке дверцы одновременно с каким-то мужчиной. Их пальцы соприкоснулись, и оба тут же отдернули руки.

– О! – с усилием выдохнула Лара не только потому, что у нее появился конкурент на поездку в такси, но и потому, что этот конкурент был потрясающе красив.

В это время дня улицы наполняли разряженные в деловые костюмы мужчины, которые таскали с собой портфели и что-то рявкали в мобильные. На этом же незнакомце красовались выцветшие джинсы и легкая ветровка. Гораздо уместнее он выглядел бы с доской для серфинга, направляясь в Лонг-Бич ловить волну. Его загорелое лицо и песочно-каштановые волосы с промельками выгоревших на солнце белокурых прядей больше подошли бы такому антуражу. Густая щетина покрывала подбородок и обрамляла беззаботную улыбку, которая странным образом контрастировала с серьезностью его серых глаз.

– Камень, ножницы, бумага? – предложил он выход из ситуации.