Викторианская и Эдвардианская эпохи (1837–1910) были временем наивысшего взлета Британской империи. На этот период пришелся и расцвет английской литературы – в то время на ее небосклоне засверкала блистательная плеяда писателей первой величины – от Чарльза Диккенса до Редьярда Киплинга, Джозефа Конрада, Роберта Стивенсона, Джона Голсуорси, Герберта Уэллса и Гилберта К. Честертона. В то же время «простая публика» повально увлекалась книгами иного сорта – той литературой, которую уничижительно называли «бульварной». Сегодня, однако, мы по-иному смотрим на эти романы – имена их авторов часто полузабыты. Их сюжеты остроумны и лихо закручены, в них немало литературных находок, они искрятся юмором, а главное – с почти стереоскопической точностью представляют панораму жизни Англии в ту эпоху. Тайна и преступление – основные мотивы этих книг, а значит, читатель уже с первых страниц будет заинтригован и вовлечен в события.

Фергюс Хьюм (1859–1932) – один из самых заметных авторов детективного жанра, работавших на рубеже XIX–XX столетий. Подлинное имя этого плодовитого романиста – Фергюссон Райт Хьюм. Он родился в Англии, но когда ему было всего три года, семья эмигрировала в Новую Зеландию и поселилась в городе Данидин, который в то время был самым крупным на Южном острове. Фергюссон окончил Высшую школу для мальчиков в Отаго и там же поступил в университет, где изучал право. Получив диплом юриста, он перебрался в Австралию, в Мельбурн, где и начал профессиональную карьеру в качестве помощника адвоката. Именно в это время молодой человек увлекся театром и начал писать пьесы, но так и не смог убедить руководителей австралийских театров не только принять его творения к постановке, но и хотя бы прочитать их.

Творческий путь Хьюма в качестве романиста начался в 80-х годах XIX века, когда австралийцев охватило повальное увлечение романами Эмиля Габорио. Познакомившись с ними, молодой юрист решил написать книгу в таком же духе. В итоге на свет появилась «Тайна хэнсомского кеба» (1886) – самый знаменитый впоследствии детектив Хьюма, основанный на его знакомстве с жизнью мельбурнского «дна». Тираж поначалу пришлось отпечатать за счет автора, но книгу начинающего романиста ожидал фантастический успех – она стала самым продаваемым криминальным романом Викторианской эпохи, а ее тираж вскоре достиг 750 тысяч экземпляров. Много лет спустя, в 1990 году, исследователь британской литературы Джон Сазерленд назвал «Тайну хэнсомского кеба» «самым сенсационным и самым популярным романом о преступлении, созданным в XIX столетии». Больше того – эта книга вдохновила Артура Конан Дойла написать «Этюд в багровых тонах» (1887) – первую новеллу, в которой появляется сыщик-консультант по имени Шерлок Холмс.

Воодушевленный успехом дебютного романа и публикацией второго – «Секрет профессора Бранкеля» (1886), Хьюм вернулся в Англию. Он провел несколько лет в Лондоне, а затем переехал в графство Эссекс, в деревню Сандерсли, где и провел без малого три десятилетия, без устали работая над новыми книгами.

За время своей литературной карьеры – а она длилась почти 47 лет, Фергюс Хьюм установил выдающийся рекорд – им написаны 140 детективных произведений, в основном романов. Среди них и тот, с которым мы сегодня хотим познакомить читателей, – «Безмолвный дом» (1899). Подобным достижением не смог бы похвастать ни один из авторов, работавших в этом жанре.

Личная жизнь Фергюса Хьюма так и осталась тайной – в этом отношении он избегал всякой огласки. Единственное, что нам известно, – на закате дней писатель стал глубоко религиозен, а в последние годы читал лекции в различных молодежных клубах и дискуссионных обществах. Литературной работой Хьюм занимался до конца дней – свой последний роман он закончил буквально за несколько дней до смерти.

Произведения Фергюса Хьюма переведены на одиннадцать языков, а их тиражи просто не поддаются счету. По его роману было поставлено множество спектаклей, а спустя много лет, уже в XX веке, сняты два полнометражных фильма и даже один мультсериал.

Люциан Дензил, не слишком успешный адвокат, предпочел настолько пренебречь традициями братства судейских мантий, что поселился вдали от Темпла[1]. Руководствуясь причинами, не имеющими отношения к экономии, он снял меблированные комнаты на Женева-сквер в Пимлико[2]; профессиональная же деятельность требовала от него каждодневного присутствия с десяти до четырех в гостинице «Сарджентс-Инн», где он делил контору с коллегой, столь же нуждающимся и не имеющим постоянной практики.

Подобное положение дел едва ли можно назвать завидным, но Люциана в силу молодости и определенной независимости благодаря целым тремстам фунтам в год оно вполне устраивало. Поскольку от роду ему было всего двадцать пять лет, он полагал, что впереди еще масса времени, дабы преуспеть в своем ремесле; в ожидании же блестящего будущего он развивал собственный поэтический гений, подкармливая его жидкой овсяной кашей, как это принято у людей подобного склада. Словом, в жизни бывают обстоятельства и куда менее благоприятные.

Женева-сквер представляла собой островок спокойствия среди шумной городской жизни, которая бурлила вокруг, не тревожа сонное царство внутри. Одна-единственная длинная узкая улочка вела от оживленной магистрали на четырехугольную площадь, окруженную высокими серыми зданиями, занятыми владельцами меблированных комнат, городскими клерками да двумя или тремя художниками, олицетворявшими собой местную богему. В самом центре раскинулся оазис в виде зеленой лужайки, расчерченной посыпанными желтым гравием дорожками и окруженной ржавой оградой в человеческий рост и вязами почтенного возраста.

Дома вокруг радовали глаз роскошными фасадами, безупречно чистыми ступеньками, окнами с белыми занавесками и аккуратными цветами в горшках. Оконные стекла сверкали чистотой, желтые дверные ручки и таблички благородно поблескивали, и на всей площади не сыскать было ни палки, ни соломинки, ни смятой бумажки, кои своим присутствием осквернили бы окружающее благолепие.

За единственным исключением, Женева-сквер являла собой образчик того, чего только можно было пожелать в смысле чистоты и порядка. Пожалуй, столь тихую гавань можно отыскать лишь в сонных провинциальных городках, но никак не в таком грязном, дымном и беспокойном мегаполисе, как Лондон.

Из общей картины безупречной чистоты выбивался лишь номер тринадцатый, дом напротив входа на площадь. Окна его были покрыты пылью, на них не было ни жалюзи, ни занавесок, на карнизах не стояли горшки с цветами, ступеньки были давно не белены, а железные перила с облупившейся краской покрыты ржавчиной. Мусор сам по себе собирался подле него, а растрескавшийся тротуар вокруг позеленел от плесени. Попрошайки, изредка случайно забредавшие на площадь и одним своим видом наводившие ужас на местных жителей, останавливались на его ступенях; входная дверь, ободранная и грязная, одним своим видом вызывала праведное возмущение.