Соусэпд, Англия, октябрь 1566 года

Солнечные блики вспыхивали в завораживающем танце на поверхности моря и слепили глаза. Близкий берег, на который накатывались ленивые волны, был почти не виден. Но Эстер Элизабет Девернье, впервые в жизни ступившая на борт корабля и навсегда покидающая страну, где родилась и прожила семнадцать лет, упрямо вглядывалась в затянутую маревом даль.

Она смутно различала на берегу несколько фигур. Ее мать, вдовствующая графиня Девернье, стояла, гордо выпрямившись, у самой кромки воды, и пенные языки волн покорно уходили в песок как раз у кончиков ее туфель. За спиной вдовствующей графини маячили ее постоянные стражи, а рука ее слегка касалась руки добрейшего сэра Генри Багеналя. Это его королева Елизавета Тюдор назначила опекуном семейства и достояния Девернье после кончины главы дома семь лет назад. Сэр Генри стал для Эстер вторым отцом. Она будет тосковать по нему так же, как и по матери.

Эстер не сомневалась, что мать до боли в глазах будет вглядываться в даль, пока корабль не скроется из виду. Так было и прежде, когда сама Эстер стояла рядом с матерью и махала на прощание сестрам, которых королева выдавала замуж и таким образом избавляла Англию от представительниц рода Девернье. Теперь настал черед и Эстер, самой младшей из сестер.

Хотя ей было тяжело покидать Англию и все, что окружало ее с детства, Эстер осознавала, что таков ее долг. Узнав о своей участи, она даже смогла изобразить на лице улыбку, чтобы хоть как-то подбодрить мать. Ведь у вдовствующей графини не было иного выбора, как только покориться королевской воле.

Старшие сестры тоже не желали покидать Англию, но все же им пришлось это сделать. И чужестранцы в качестве мужей оказались не такими уж плохими. Эстер с сожалением подумала, что ей повезло гораздо меньше, чем Катрин и Бригитте.

Внешность жениха, изображенного на миниатюре, сразу же вызвала у нее отвращение. Будущие мужья сестер выглядели, во всяком случае, на портретах, вполне благопристойно. Какой несчастный жребий быть опекаемой Короной девицей на выданье! Ты становишься товаром и даже не знаешь, кому и за какую цену продает тебя королева, ревниво относящаяся к каждому смазливому женскому личику в своем окружении.

— Еще не поздно.

— Для чего?

— Чтобы расстаться со мной и остаться на родине. С этими словами Эстер обратилась к своей дальней родственнице, кузине Эйприл, вызвавшейся отправиться вместе с юной невестой в качестве камеристки.

— Зачем тебе отправляться в ссылку? Не тебя, а меня гонит из Англии королева.

— Разве брак с французским дворянином — это ссылка? — возразила девушка. — К тому же я разделяю твою страсть к приключениям.

Эйприл лукаво подмигнула своей госпоже, родственнице и подруге. Они уже давно подружились и делились всеми своими девичьими тайнами.

Эстер решила слегка поддразнить подругу.

— Интересно знать, о каких приключениях ты мечтаешь?

— Жизнь в чужой стране, во Франции, — уже само по себе приключение, — усмехнулась пухленькая, хорошенькая, добродушная на вид блондиночка. — А если нам что-то будет угрожать, мы укроемся в безопасном гнездышке. Ведь твой будущий супруг, Эстер, человек могущественный.

— Но наше путешествие будет долгим, до этого гнездышка еще надо сначала добраться, — продолжала дразнить Эстер камеристку. — Мало ли какие опасности нас ждут на пути к нему?

— Какие?

— Вдруг на нас нападут пираты?

— О боже! — Эйприл поспешно осенила себя крестным знамением. — Я уверена, что ты, Эстер, и с пиратами сможешь поладить.

Такова была вера камеристки в красоту, волю и характер своей госпожи.

Эстер не откликнулась на последнее высказывание Эйприл. Достойна ли она подобной похвалы? Уже сейчас, при виде английского берега, который скоро растает вдали, ее охватила дрожь, ведь она покидает родину навсегда.

Неожиданно крутая волна положила корабль набок, и обе девушки, стоящие на палубе, судорожно вцепились в просмоленный леер.

Капитан и матросы рассматривали юных пассажирок с оскорбительной бесцеремонностью. Если б это происходило на лондонской улице, их бы непременно наказал служитель полиции королевы-ханжи. Но тут полным хозяином положения был капитан. Он внимательно изучил взглядом девушек и решил, что госпожа гораздо привлекательней своей камеристки.

Эстер была невелика ростом, но стройна и женственно сложена. Там, где положено, у нее вырисовывались соблазнительные выпуклости. Кожа на лице была белее слоновой кости, а веснушки на очаровательном носике только добавляли пикантности ее облику.

Капитан привык считать себя на судне полновластным хозяином, и его выводила из себя мысль, что он обязан доставить подобный груз в целости и сохранности к берегам Франции и не притронуться к нему ни при каких обстоятельствах. Гнев кипел в нем, как в котле, и он был вынужден скрывать его под внешней суровостью.

— Мадемуазель, — обратился он к Эстер. — И вы тоже, мадемуазель, — добавил он, с явным пренебрежением взглянув на белокурую Эйприл. — Вам придется покинуть палубу и спуститься в свою каюту. Я вас туда провожу, хотя у меня перед отплытием полно дел.

— Не утруждайте себя, сэр, — ответила Эстер. — Мы еще постоим наверху и бросим последний взгляд на Англию.

— Мы собираемся поднять якорь.

— Ну и что? Поднимайте якорь и вообще делайте все то, что вам положено, — дернула плечиком Эстер.

Капитан Арманд, коротышка-француз с посеребренной сединой шевелюрой и колючими усиками, понял, что его шансы на романтическое приключение с такой норовистой девицей весьма невелики. Но это еще больше распалило его.

Англичане уж слишком высокого мнения о себе. Графу Белью, его господину, придется заняться воспитанием этих крошек, особенно своей будущей супруги, дерзкой девчонки с изумрудно-зелеными глазами и золотой короной пышных волос, венчавших ее гордую головку.

Никакой приказ капитана, — а именно он подлинный хозяин на корабле, — не мог заставить их покинуть палубу. Девушки вцепились в поручни и не отрывали глаз от того, что происходило на берегу. Лучше было оставить их в покое и не вызывать насмешек грубой матросни. К такому решению пришел капитан Арманд. Он еще найдет повод отыграться за свои обиды во время плавания. А пока пусть девчонки вволю насладятся зрелищем покидаемой ими унылой Англии.

Но вот настала минута отплытия. Эстер вздохнула, увидев, что ее мать, резко развернувшись, вместе со свитой удаляется от берега. На гребне холма ее ожидала карета, запряженная четверкой, а охрану — стреноженные лошади.

Значит, графиня не захотела проводить взглядом исчезающий за горизонтом корабль, как это было, когда другие ее дочери уезжали навсегда за море.