* * *

Скорая резко свернула за угол, Иви качнулась вперед. Внутри машины все громыхнуло.

– Ну ладно. – Фельдшер поднял глаза от карты вызовов. Он был лысым, выцветшие татуировки покрывали его руки. – Как тебя зовут? Назови имя и фамилию.

– Иви Элизабет Спэрроу, – выпалила девочка, притоптывая по полу желтыми резиновыми сапожками. В салоне стояла страшная духота, было трудно дышать. Иви посмотрела на затемненные окна за спиной фельдшера и подумала: может, попросить его открыть окно? В черном стекле отражались ее каштановые кудри, еще более растрепанные, чем обычно.

Фельдшер заполнил строчку шариковой ручкой и обернулся.

– А тебя как зовут?

На противоположном конце сиденья, вытянув ноги и подавшись вперед, сидел мальчик в серой толстовке с капюшоном, с логотипом группы The Ripz на груди. Светлые волосы падали на глаза, но Иви точно знала: он смотрит на нее сердито.

– Я – Себ, – сухо ответил тот. – Ее брат.

Фельдшер улыбнулся и записал имя. Иви старалась не думать о брате. Это он во всем виноват.

Она наклонилась к носилкам и взяла бабушку Сильвию за руку. На поврежденном запястье у нее была повязка, на шее – высокий ортопедический воротник, на лице – запотевшая кислородная маска. Еще ни разу в жизни Иви не видела бабушку такой беспомощной.

– Сколько вам лет? – спросил фельдшер, заполняя карту.

– Одиннадцать, – сказала Иви и придвинулась чуть ближе к бабушке.

– А мне шестнадцать, – пробасил Себ.

Иви нахмурилась и покосилась на брата. В прошлом месяце ему исполнилось четырнадцать.

– Хорошо. – Лицо у фельдшера подобрело. – Ребята, я понимаю, вам сейчас нелегко, но пока главное – сохранять спокойствие. Мы скоро приедем в больницу, доставим вашу бабушку в отделение травматологии. Там ее осмотрит врач, и, если понадобится операция, она останется там на некоторое время.

Иви поморщилась. Бабушка всего один раз лежала в больнице – после того случая – но это было еще до рождения родителей Иви.

– Вы можете сказать, что с ней? – спросила она.

Фельдшер нахмурился.

– Думаю, перелом бедра и, возможно, запястья. Точно узнаем, когда сделаем рентген.

Он снова занялся своими записями, а Иви гладила бабушкину руку и думала, были ли у нее переломы в тот раз? Наверное, были. Много лет назад во время снежной бури бабушка попала в автомобильную аварию и несколько дней оставалась без сознания. Когда она пришла в себя, то не могла вспомнить ни саму аварию, ни того, что было до катастрофы. Полиция знала только имя пострадавшей – Сильвия, да и то только потому, что оно было выгравировано на подвеске у нее на шее. Ретроградная амнезия, объяснила им мама. Иви точно знала, когда это случилось, дома часто об этом говорили: 5 января 1969 года. В Двенадцатую ночь[1].

– Пока у нас есть время, я должен зафиксировать детали происшествия, – сказал фельдшер и взглянул на часы. – Итак, на вызов мы приехали в половине девятого, значит, упала она без четверти восемь, да? Вы сказали, что бабушка поскользнулась на кухне, а вы оба были в другой комнате…

Иви представила, как бабушка Сильвия теряет равновесие и падает на спину, словно жук, перевернутый вверх тормашками. Если бы только она в тот момент оказалась рядом!..

– Она пекла мятные пряники, – вставил Себ. – А потом мы вдруг услышали ее крик.

Мы сами так орали, – вспомнила Иви и с досадой покосилась на брата. Они ругались из-за дурацкого нового постера группы The Ripz, который подарили Себу на Рождество, – Иви случайно пролила на него апельсиновый сок. Если бы он так не вопил на нее, они бы скорее пришли на помощь бабушке.

Фельдшер закрыл свои записи.

– Ладно, пока все. Вы можете связаться с родителями?

Иви вздохнула. Если бы. Больше всего на свете она сейчас хотела, чтобы родители были рядом!

– Я уже отправил им смс, но ответа пока нет, – сказал Себ. – Попробую позвонить, когда приедем в больницу. Мама на работе, но я постараюсь застать ее до начала смены.

Иви попрощалась с мамой еще вчера утром. Будь она сейчас здесь, сразу взяла бы ситуацию под контроль и со всем разобралась бы. А они с братом только и смогли, что вызвать скорую помощь.

– Папа сейчас в Париже, – тихо добавила Иви. – Он тоже работает.

Их отец работал консультантом в знаменитом лондонском Музее Виктории и Альберта[2] и так хорошо разбирался в старинных вещах, что к нему обращались за советом со всего мира.

Фельдшер поднял бровь.

– Так вот почему вы живете у бабушки…

– Мама с папой приезжали на Рождество, – объяснила Иви, чувствуя, что должна вступиться за родителей. – Просто им пришлось пораньше вернуться на работу.

До сих пор ее не особенно волновало, что родители постоянно живут в Лондоне, а они с братом – у бабушки, в Блетчи-Скрабб, в шести часах езды от столицы, но ведь и чрезвычайное происшествие у них случилось впервые.

Фельдшер отложил записи и повернулся к бабушке Сильвии, которая, несмотря на высокий воротник на шее, даже попыталась улыбнуться. Иви подумала, что с такой штукой и разговаривать-то трудно: ведь бабушка промолчала, когда Себ соврал фельдшеру о своем возрасте.

– Ну что, миссис Спэрроу, посмотрим, как у нас дела. – Он откинул одеяло, чтобы осмотреть руку бабушки Сильвии. Тонкая полотняная повязка, поддерживающая ее, была завязана на шее, фельдшер осторожно ослабил узел и освободил руку. Бабушка поморщилась от боли.

Когда повязку сняли, Иви чуть не ахнула. Бабушкина рука раздулась и стала фиолетовой, словно гигантский баклажан. Фельдшер осторожно коснулся поврежденного запястья.

– Похоже, отек увеличивается. И наверняка очень болит. – Он аккуратно поднял руку, чтобы тщательнее осмотреть ее со всех сторон, и Иви заметила, как что-то блеснуло золотом.

– Миссис Спэрроу, – сказал фельдшер, – на вашем браслете нет застежки. Боюсь, нам придется его разрезать, чтобы снять. Вы не против?