Тайна Лесного Озера

Этот случай, произошедший со мной и с моими спутниками в октябре 2013 года, сильно пошатнул мою твёрдую позицию, относительно сугубой материалистичности нашего мира. Я всегда с нескрываемым скепсисом и снисходительной улыбкой (если мне доводилось быть слушателем), внимал истории, связанные с необъяснимым, с научной точки зрения, явлениями. И, если такие истории нельзя было отнести к разряду красивых легенд, я всегда считал подобные россказни откровенной ложью.

В том году я со своим приятелем Владимиром и его очаровательной подругой по имени Светлана собрались поехать на его автомобиле в Башкирию пособирать грибы. Не смотря на то, что время отъезда было оговорено заранее, по ряду причин выехали мы уже достаточно поздно и на территории республики Башкортостан оказались незадолго до наступления вечерних сумерек.

Тот день выдался ненастным и мрачным. Дождь, то едва накрапывал, то лил в полную силу, иногда прекращался вовсе. Солнце, нечасто радующее своим появлением в этот промозглый и пасмурный день, перед тем как окончательно опуститься за горизонт, показалось во всей своей красе. Большой раскалённый шар озарил мир неестественным красноватым светом. Багряный башкирский лес, усыпанный мириадами капель дождя, светился, словно своим собственным сказочным сиянием. Блики заката, отражавшиеся от мокрого асфальта, слепили глаза. Солнце заходило за большую чёрную тучу, что не предвещало хорошей погоды на завтра.

Часовая стрелка неуклонно приближалась к шести вечера и о том, чтобы собирать грибы сегодня, не могло быть и речи. В первую очередь необходимо было найти место для ночёвки. Мы планировали засветло поставить палатку, приготовить ужин, а уже с утра можно приступать к поиску грибов. Хотелось выбрать место для ночлега как можно красивее. Где-нибудь на берегу речки или пруда. Мой приятель, куда бы ни предстояло ему ехать, всегда брал с собой удочки, чтобы при любом удобном случае расположиться на берегу на час-другой и предаться своему любимому занятию – рыбной ловле. Я же, хотя и был равнодушен к рыбалке, но сама идея ночевать вблизи какого-нибудь живописного водоёма, мне очень нравилась.

Вскоре по дороге попалась небольшая речушка, по мосту через которую пронёсся наш автомобиль. Но она была чересчур мала и так сильно поросла камышом и рогозом, что там не то чтобы рыбачить, там и самой воды не было видно из-за густых зарослей тростника. Через минут двадцать пути мы пересекли небольшое озеро. Можно было вполне выбрать место здесь, но ни Владимира, ни его спутницу не устраивала близость трассы. Их доводы, что всю ночь нам придётся мириться с шумом проезжающих машин, светом фар и неспособностью почувствовать себя в полной мере на природе вдали от цивилизации, показались мне вполне справедливыми.

Итак, можно было проехать ещё немного вперёд и поискать подходящее место, пока окончательно не стемнело, либо не обращать внимания на все неудобства ночлега возле оживлённой дороги и остановиться возле этого пруда. Однако я, бывавший не раз в этих местах, предложил третий вариант, на мой взгляд, беспроигрышный.

– Если проехать ещё двадцать километров, на нашем пути попадётся чувашское село Бердяш, от него повернув влево, мы доедем до деревни под названием Байгул. Там я знаю одно озерцо, оно находится в лесу, недалеко за деревней, так вот, рядом не то чтобы машины не ездят, там даже погожим летним днём не единой живой души не встретишь. Разве что пастуха, разыскивающего отбившуюся от стада корову, или редкого заезжего грибника. А уж в такую погоду, как сейчас, да ещё и в сумерки, там точно никого не будет.

Владимир задумался на минуту, потом спросил:

– А сколько километров от Бердяша до той деревни?

– Одиннадцать.

– А от деревни до озера?

– Не более трёх.

Уже смеркалось, и решение надо было принимать немедленно – ехать по дороге и дальше, неизвестно, сколько ещё, и в итоге не исключено, что придётся заночевать на обочине, или же проехать эти тридцать с небольшим километров и гарантированно попасть на берег лесного озера. Мы выбрали второе.

Доехав до Бердяша, Владимир сбавил скорость и на перекрёстке свернул на грунтовую дорогу, уходящую на юг. Указателя здесь никакого не было, но я и без него мог найти путь до Байгула с закрытыми глазами.

Я посмотрел на закат. Солнце уже село, и лишь огненно красные и золотисто жёлтые горизонтальные всполохи красиво перемежающиеся с голубой прослойкой неба, указывали место, где светило зашло за горизонт.

Дорога до деревни не была прямой и ровной. Небольшие пригорки, поросшие дубом, липой и берёзой, чередовались с низинами, по которым журчали прозрачные ручейки. Одна лощинка имела местное название Маркушкин Мост, в честь моего прапрадеда Маркела, который, будучи искусным плотником, возводил в своё время на этом месте мост. Само сооружение до наших дней не сохранилось, но название закрепилось и до сих пор используется.

Справа от нас тянулись брошенные поля, а слева, подступая к самому краю дороги, стоял восхитительный по красоте осенний лес. Дорога стала вилять из стороны в сторону и, вскоре за очередным поворотом, показались деревянные домики.

Когда-то в восьмидесятые годы деревня Байгул считалась далеко немаленькой. Здесь проживало свыше шестисот человек. Был колхоз, прочно стоящий на ногах, новая просторная школа, и клуб, размещавшийся в старой церкви, где каждый вечер показывали кино. Однако, к настоящему моменту село доживало последние дни. Население сократилось в десять раз. Старики поумирали, молодёжь разъехалась и сейчас едва ли найдётся три-четыре семьи, в которых дети. Школу закрыли в начале двухтысячных. Оставшиеся байгульчане доживали свой век исключительно на пенсии; своим хозяйством никто не занимался, при этом большинство жителей беспробудно пили.

Десятка три жилых домика, серых и покосившихся от времени и непогоды, стояли кое-где среди полусотен брошенных и разрушенных дворов. Именно в этих домиках и теплилась до сих пор жизнь. В них горели маленькие запылённые оконца, а из проржавевших труб вился дымок.

Мне было больно смотреть, как деревня, в которой я бывал много раз в детстве, и которая всегда ассоциировалась у меня со сказочным селением с деревянными теремами и бревенчатыми избами, медленно, но неуклонно умирает.

Выезжая из Байгула, я обернулся и посмотрел на церковь. Унылое двухсотлетнее здание, вот уже половину своей жизни стоит без куполов, а последнее десятилетие и вовсе с наглухо заколоченными окнами и дверями. И наверняка ещё будет стоять, когда последний дом в этой деревне сравняется с землёй.

Мы выехали из деревни в лес. Было уже совершенно темно, но дорогу впереди ярко освещали фары.