Джаз – это крик и кнут,

Это чья-то, записанная в ноты душа.

Джаз – интимней, чем секс,

И громче, чем гром.

Это страсть.

Это жизнь.

Это шанс.

Знаете, джаз всегда был для него чем-то священным. Он наполнял душу Джулиана изнутри, давая телу насладиться каждой нотой, каждым созвучием.

Он успокаивал его расшатанные нервы вместо виски, заставлял делать рискованные, неоправданно рискованные ходы на бирже.

Именно баритон Луи Армстронга уверил его в правильности действий. Джулиан убивал пешек, очищал игральную доску, подстраивал все под свой, чуть извращенный лад.

Джулиану нравилось покусывать губы и заправлять темные волосы назад, включая старый ретро-проигрыватель. Последний чуть поскрипел, но вскоре чудесная мелодия полилась из его решетчатой, искусственно состаренной железной груди.

«Go down moses».

Его любимое произведение.

Эксцентричное начало и он, Луи.

Мужчина сделал шаг вперед, выпрямил длинную, изящную руку в черном свитере – водолазке и закрыл глаза. С кончика указательного пальца стекла вязкая, винного цвета капля. Музыка вела его, словно умелая танцовщица.

Джулиану нравилась его последняя затея.

Джулиан знал, что все получится.

Только лишь сделать так, чтобы сестра влюбилась в его бизнес-компаньона.

Всего-то, влюбить ее в Александра, а затем раздавить.

Раздавить навсегда, не оставив следа.

Эта парочка была очень схожа – каждый по-своему сумасшедший.

А таким не было места в его мире.

Никаких чувств, это игра.

Проиграл – сам виноват.

Выбыл – ну что ж, бывает.

Чувства есть только в джазе.

Хриплый кашель достиг его ушей. Он отвлекал от музыки.

Никто не имел права мешать прослушиванию.

Это каралось смертью.

– Когда ты уже сдохнешь и замолчишь? Когда?! – Джулиан пропустил свой любимый момент, вышел в коридор и вынул нож из тела.

Несколько секунд наблюдал за тем, как бордовая капля стекала с острия. Замахнулся и воткнул его в глотку седому мужчине, безжизненными глазами глядящего на своего предателя.

На того, кто по всем документам был мёртв.

На того, кто двадцать с лишним лет тому назад сказал ему своё первое «папа».

Просторный пентхаус наполняла мелодия, легкий ветерок колыхал шторы, принося свежесть ливня с собой. Всполох грозы осветил изящный силует молодого, относительно молодого мужчины – всего-то двадцать восемь. Ерунда! Джулиан вернулся к своему танцу.

Танцу смерти и предвкушения. Танцу возмездия.

Игра, которую он задумал, должна вот-вот начаться. Игра, в которой победитель будет только один.

И это будет он.

Белый лучик зарницы осветил чуть расширенные зрачки да тело родного отца Джулиана, неподвижной массой распластавшееся по полу. От тела шел длинный, мокрый след, черным озером растворяясь в глуби коридора.

По красной, будто бы отполированной поверхности прошла лёгкая дрожь – соло саксофона из проигрывателя достигло пола.

Это была любимая мелодия Джулиана.

Это была любимая мелодия убийцы.