Кристина Борис

Зависимость с ароматом нарцисса

Наша встреча состоялась в то время, когда аромат нарциссов вовсю владел парками и придорожными клумбами. С тех пор эти цветы крепко вплелись в моё сознание: каждый раз, когда я думаю о Нём, вспоминая момент нашей первой встречи, мой нос невольно чувствует этот сладкий, довольно приторный аромат бело-жёлтых цветков.

Мы могли говорить часами обо всём: его неоднозначное детство, увлечение рисованием, события — всё это было для меня как глоток свежего воздуха. У нас было много, на тот момент, общего, как мне казалось.

Меня вдохновляли, возвышали, срисовывали с меня начальные эскизы, говори обо мне того, чего никто ещё не говорил, а я, не особо избалованная вниманием противоположного пола, впитывала эти слова каждой частичкой своего тела и души. Естественно от такого я легко поддалась чарам и поняла, что влюбилась.

Не тая, я призналась в этом, понимая, что такая поспешность явно отпугнёт человека и, вероятнее всего, не иметь взаимности, ведь Он не видел во мне того, что выражали его слова для меня.

Я была в Его глазах музой, собеседницей, отдушиной, но не той, кем я себя вообразила. Своим пылким признанием я могла разрушить этот хилый мостик зачаточного общения, однако притяжение было настолько великим, что я даже не видела иного исхода событий.

И вот, когда я сказала ему о своих чувствах, то…Он не дал тогда четкого ответа, но и не намеревался отпускать меня, а я, не желая уходить, решила, что стоит подождать.

С этого момента пошла игра.

Меня дразнили желаемой любовью, и отталкивали от себя, если шла наперекор малейшей прихоти. И я стала подстраивать себя под Его настроение, лишь бы ощутить тот самый момент, когда мы только начали наши странные отношения: ту легкость и непринужденность, то чувство, когда он мной восхищался, то безмерное счастье. Однако это ощущалось всё реже и реже.

Всё чаще наши мнения не сходились, а иногда, как мне казалось, Он намеренно высказывал противоположную мысль, будто заставлял меня почувствовать неуверенность.

Он, будто подцепив меня на этот крючок, дразнил этим чувством, меняя меня до неузнаваемости. Я перестала писать, так как он сказал, что мои способности весьма посредственны. На удивление, я спокойно приняла это, будто давно с этим согласилась, и покорно выслушивала истории о непризнании обществом его таланта.

Иногда я показывала характер, чтобы сохранить хоть клочок независимой души, и Ему это резко не нравилось. А это, увы, становилось всё чаще. Порой даже малейшей искры, взгляда, протяжного выдоха хватало, чтобы испортить ему настроение.

Вскоре у него появилась любовь. Невзаимная и сильная. Он приходил ко мне и выговаривая всю боль, уверяя, что Ему никогда так хорошо не бывает, как со мной. А я, думая, что это лишь способ подчинить меня себе, играла и дальше роль, выжидая, когда же Он решит выбрать меня.

Я была в этом уверенна, поскольку наши разговоры и жесты были далеко за пределами дружественного общения. Он всего лишь хотел меня подчинить, потому, зная о моих чувствах, так грязно манипулировал.

Он спал с другими и приходил ко мне. Я списывала это всё на тяжелое детство, на то, что никто не идеален, а у него такой характер. Что творчество должно питаться эмоциями. Пуст и не весьма положительными. И Он творил. Но Его работы никто не признавал. И от этого Он страдал ещё больше.

Очень скоро Он мной стал пользоваться как утешением: моим общением, если не признавали таланта, моим телом, если очередная любовь отвергла Его — я всё это легко допустила, будто давно этого ждала. Когда я перешла эту переломную грань? Не помню.

О тех радостных первых моментах я уже и забыла. Он стал приходить всё реже и реже. Почему? Потому что внутри меня бушевала буря недовольства. Я недовольна теми рамками, в которые себя загнала. Меня совершенно не устраивала роль удобной вещи. Всё, что я встречала, лишь негатив, который изливали мне при каждой встречи.

Я не делила радости и временных триумфов. Для радостных моментов с Ним всегда кто-то был рядом, но, когда это исчезало, вновь вспоминали обо мне. Из-за этого я злилась и ревновала, высказывала недовольства, а Он, понимая, что так и не смог добиться желаемого подчинения, наказывал меня избеганием.

Ведь это всё ещё приносит мне боль…

Когда мы с ним видимся, у нас уже нет общих тем — только лишь обсуждение его очередной несчастной любви. Я злюсь, ревную и прогоняю его. А потом, либо я возвращаюсь, либо Он просит прощения и превращается вновь в того идеального человека. Хотите сказать, что я тоже манипулирую? Что ж, это верно. Но я не могу прекратить это.

Мы воссоединяемся, и я снова обнимаю его по-женски узкие плечи. Я намеренно повторяю ссору, чтобы вновь Он пришёл ко мне и был тем самым прекрасным человеком. Чтобы вновь ощутить тот миг счастья и почувствовать аромат этих проклятых нарциссов. А затем это проходит, и мы вновь возвращаемся к той рутине манипуляций.

Это замкнутый круг.

Люблю ли я Его до сих пор? Я не знаю, что на это ответить. Сложно это назвать «любовью». Больше бы здесь подошло слово «зависимость».

Я пыталась завести «нормальные» отношения с «нормальными» мужчинами, однако все они скучные и блеклые, по сравнению с Ним. Однако понимаю, что из таких отношений, какие есть у меня сейчас, ничего хорошего не выйдет.

Теперь я отказываю ему во встречах, хотя всё внутри меня желает видеться с ним. А иногда я ловлю себя на мысли, что от этого Он больше заскучает и будет на следующей встрече ревностно выпытывать, с кем я была. От этого я невольно улыбаюсь. Ненормальная? Возможно так и есть.

Но разум опять отрезвляет меня и говорит, что ничего не изменится, а может и вовсе теперь Ему не нужна.

Сейчас у нас затишье. Он не приглашает меня, не звонит и не пишет. Я тоже храню молчание, понимая, что мы оба выжидаем, кто из нас раньше сломается.

Когда Его рядом нет, мне плохо. Когда Он со мной — всё становится ещё хуже. Но если Он прямо сейчас позовёт меня к себе домой, я обязательно отменю все свои планы и приеду к нему в тот же час…