Джахангир Абдуллаев

Отцы и дети

Памяти А. П. Чехова

Апрельское воскресное утро предстало во всей своей красе пред моими очами, когда я вновь оказался на местном стадионе после долгого перерыва по причине болезни и продолжительного восстановления.

В голубом небе, где местами плавали молочно-белые кучевые облака, ласково светило весеннее солнце. Как раз в это время на стадионе, по краям которого ярко зеленели тополя и клены, от которых доносилась птичья какофония, наворачивали круги три стройные девушки, одна другой краше, внешне напоминавшие весталок, но в современном спортивном облачении. Сзади них коршуном пронесся плечистый здоровяк с голым торсом, бравируя атлетической статью. Он был подобен самому богу Аполлону, спустившийся с Олимпа. Едва ли подобное зрелище могло оставить этих трех девиц равнодушными: все трое зардели, почти синхронно сбавив темп бега и при этом непроизвольно приоткрыв свои милые ротики.

«Несомненно, девушки впечатлены, – мелькнуло у меня в голове. —Да и сам я не в меньшей степени впечатлен». Я как раз стоял возле турника и разминался перед бегом. А в метрах пяти от меня беседовали двое – не побоюсь этого слова – персонажей: старик и толстяк. Они тоже были облачены в спортивные костюмы и так же, как и я, невольно загляделись на бегущих, особенно на «Аполлона».

Говорил преимущественно старик, вернее, не говорил, а по-старчески брюзжал; толстяк же внимал резким речам своего старого визави и временами что-то безвольно бубнил себе под нос.

Старик был как бы и не старик – выглядел поджаро, подтянуто; был, можно сказать, возраста неопределенного, по типу: «сзади пионер – спереди пенсионер». Роста он был среднего, не выше метра семидесяти пяти. Когда говорил, стоял колом, широко расставив ноги. Говорил этот холерик очень громко, порывисто и также порывисто жестикулировал, будто дирижёр, размахивающий палочкой перед оркестром. В его назидательном тоне откровенно выражались и надменность, и презрение к слушающему его толстяку. Если бы из уст этого старика прозвучали такие фразы, как: «Пуля – дура, штык —молодец», «Кто храбр – тот жив; кто смел – тот цел», то люди, не разбирающиеся в авторстве сиих скрижалей о военной премудрости, могли бы приписать их этому седовласому и сухопарому старикану.

Толстяк резко контрастировал с рядом стоящим визави. Это был тучный флегматик лет сорока с темной курчавой бородой, закрывающей пол лица и шею, вернее, отсутствие последней; так и получалось: голова росла не из шеи, как это бывает у стройных людей, а прямо из тучного его туловища, обрамлённая порослью густых вьющихся волос, под которыми, по-видимому, скрывались все недостатки, а главное – обрюзглость физиономии. В ходе беседы толстяк то и дело поправлял пухлым указательным пальцем неуклюже сидящие на переносье широкого и вздернутого носа очки в толстой роговой оправе. Что касается его речи, то была она невнятная, смятая, едва артикулируемая. Конечно, такими «пирожками» как у него вместо нормальных губ, едва ли можно было произнести что-то членораздельное. Так и выходило: он не говорил, как все нормальные люди, а мычал или бубнил себе под нос.

–Что, жирнюга, слюнки потекли?! – съязвил вышеописанный старик в адрес толстяка, заметив, как тот облизнул оба своих «пирожка», глядя на бегущих девушек. Не зная, как ответить на грубость, толстяк начал оправдываться:

–У меня, папа, просто во роту пересохло. Мне бы водички попи…

–Дурень! Какая водичка! – злобно выпалил старик. —Сейчас ты будешь жир свой растапливать на беговой дорожке. На сегодня пять кругов с тебя будет достаточно. Это около килОметра. Завтра добавишь еще один круг. И так каждый день в течение месяца. Поня́л?

Пока наши персонажи беседовали, «Аполлон» завершал второй круг, а отставшие от него «весталки» все не прекращали дивиться, так и не сомкнув свои уста. Сами судите: парень пробежал четыреста метров меньше, чем за минуту. Вот это мотор у него, скажу я вам! Значит, он и как производитель хорош! Ура генофонду!

–Папа, а пять кругов не многовато ли будет для меня на сегодня? – смущенно осведомился толстяк.

– Цыц, я договорю! – бойко продолжал старикан. —Что касаемо сегодняшней твоей пробежки, то пять кругов для тебя в самый раз. А не пробежишь, ко мне более не обращайся! Ха, распустила тебя мать! Тоже та еще рохля! И заруби себя на носу, мерин ты жирный, диеты по сбросу жира тебе уже не помогут. Не помогут, пока ты не растрясёшь на беговой дорожке свою отвислую, жиром заплывшую, как у бабы, жопу!.. Пока не перестанешь жрать всякие из теста вкусняшки и лакать пиво с сосисками!.. Пока не начнёшь ежедневно выполнять то, что я тебе велю! Гм… позже, когда, ты жирнюга, скинешь килограммов двадцать дерьма, дополни бег отжиманиями от земли. Утром проснулся, качай пресс. Когда ты уж не будешь выглядеть, как жирный мерин, начни подтягивания на перекладине. Да не забывай отжиматься! Каждый день ты должо́н отжиматься не меньше сотни раз. Можно также отжиматься на бабе. Лять, у тебя же бабы нет! Ну, скажи мне на милость, какая мадама будет с таким жиробасом, как ты, жить под одной крышей! Вот лажа! Ну и на кой черт, ты отрастил эти патлы? Прическа у мужика должна быть ёжиком. И на кой черт тебе эта метелка на морде лица? Неужели тебе с этой волосней удобно жить? Ну, на худой конец, подстриг бы бороду, что ли? Что, толстую морду лица прячешь под волосами? Или у тебя такой фетиш? Ха, ну-ну… Вон посмотри на того мо́лодца, что уже пять кругов дал, пока мы с тобой тут лясы точим. Бравый такой, ядрёный! Любо глядеть на него! Жаль, не мой сын… А ты? О боже мой!.. – с еще большим презрением старик посмотрел на толстяка сына и добавил: – Ну и пузо же ты себе отрастил, жирный ты мерин…

–Папа, прекратите меня обзывать жирным мерином! – чуть ли не плачущим голосом пробубнила оскорбленная личность, не выдержав часто повторяемых стариком оскорблений в свой адрес. —Ну, это же неуважение к личности… К моей индивидуальности, наконец! У меня конституция такая, папа.

–Слухай меня сюды, сынок. Пока ты носишь этот грёбанный лишний вес на себе со всеми твоими конституциями, для меня ты будешь жирным мерином… Не-е-ет, ты будешь для меня жирнючим мерином, – с еще большим злорадством в голосе провозгласил ехидный старикан. Он же, как оказалось позже, – инструктор ЗОЖ (инструктор здорового образа жизни), помогавший тучным людям избавляться от лишнего веса.

Толстяк все же