Алина Шефер

Исписанные страницы

Страница 1

И вот мне шестьдесят семь. А моей внучке Мелиссе сегодня исполнилось шестнадцать. Такой замечательный подарок ко дню рождения преподнесли мне однажды дочка и судьба. Мелисса заехала к нам с утра, и я в который раз удивилась её красоте. Мне, конечно, совсем не нравится её стиль одежды: дырявые штаны, растянутые свитера, чёрти что на голове. Хорошо, что ботинки целые, хоть и нелепые, мужские какие-то. Но я смотрю на неё и представляю, что внучка стоит предо мной в симпатичном платьице, волосы спускаются на плечи аккуратными волнами, на ногах лаковые лодочки, серёжек всего две: по одной на каждом ушке. Любуюсь ей, и так мне приятно, что в этой красавице течёт моя кровь.

Мелисса привезла мне презент: толстый блокнот в отливающей золотом обложке. Протянула его со словами: «Прекращай, бабуль, хранить свои почеркушки на страшных бумажных обрывках. Систематизируй уже записи. Пора писателю обзавестись своей книгой».

Я растрогалась. Писатель — это, так сказать, моя подпольная кличка. Но что поделать — мне жизненно необходимо всё записывать, иначе ничего не запоминается. А вокруг столько всего интересного! Да хотя бы по телевизору. Разве ж я без записок своих вспомню потом про плезиозавра из озера Шамплейн? Разве ж перескажу Герману?

Обрадовалась я сюрпризу. Решила вести дневник. Раньше времени не находила, а теперь пенсия. Пиши — не хочу.

А мы с Германом подарили внучке золотую цепочку с кулончиком в виде пёрышка. Чтобы Мелиссе всё легко давалось, чтобы неслась она по жизни белой лебедью, ангелочек наш ненаглядный.

Страница 2

Вчера мне исполнилось семьдесят три. Когда-то я считала, что семьдесят лет — это уже такая глубокая старость. Оказывается, нет. Жизнь моя, можно сказать, опять только начинается. Её новый отрезок. Я наконец-то ожила. Смерть Германа подкосила меня. Почти сломала. Нам так повезло в браке, я и не замечала, что он старше меня, а я младше его. Действительно купалась в счастье. Но инфаркт отобрал у меня мужа. Он не страдал, ушёл мирно. Просто упал и всё. Так бывает. Зато мучилась я. Но всё уже позади. Герман не хотел бы, чтобы я убивалась по нему десятилетиями.

Вчера заезжала дочка. Обрадовалась тому, что я сходила к парикмахеру, купила новое платье, улыбаюсь. В таком хорошем настроении я почти согласилась переехать жить к ним, а наше с Германом уютное гнёздышко продать. У Ясмин в доме для меня отдельная большая комната. Там жил отец Фрэнка, зятя моего. Мелисса теперь во Франкфурте — учится и работает. Антон тоже собирается в университет поступать. С родителями оставаться не хочет. Места у Ясмин теперь много. Почему бы мне и не пожить рядом с доченькой?

Страница 3

Никогда не думала, что в мои семьдесят восемь на меня можно так часто ругаться. И кому? Собственным детям и внукам. Докатились. Слава создателю, что муж не дожил до этого времени.

Если ты всё видишь оттуда, милый мой Герман, приснись им и скажи, что никому я не хочу вредить. Я помогать хочу. Раз живу тут, должна же я тоже по хозяйству копошиться. Многие говорили, но не верилось раньше мне, что современную молодёжь не ублажить. А теперь знаю это.

Ванну и унитазы помою — они блестят, ароматные такие стоят, любо-дорого посмотреть. А Ясмин ругается, что я её шампунь драгоценный попортила. Так разве на нём стоит, что он шампунь? Ещё и дорогой? Да и запах такой, что только унитазы им и чистить.

Обед им сварю — морщатся, носы затыкают, но благодарят. А я же не слепая! Вижу, как за моей спиной всё в мусорку отправляется. Обидно мне.

Недавно сгорело несколько кастрюль и сковородка какая-то особая. Но это не я сделала! Что я совсем глупая, что ли, включать конфорки под пустой посудой? Не знаю, кто такое творить может. Барабашка, что ли, у нас завёлся? А кричали на меня. Мол, я дом чуть не спалила. А это не я. Герман, миленький, ты же меня знаешь. Разве могла я взять и что-то назло испортить? К тому же пожар устроить?

Страница 4

Плачу. Пишу эти строки, а слёзы так и катятся. Сижу за любимым трюмо, гляжу в зеркало на восьмидесятилетнюю даму. Между прочим, всё ещё очень милую и статную. А дети опять на меня ругались. Разве заслужила я такое отношение? Мало того, что Мелисса специально приехала из Франкфурта дом от меня охранять, пока отец с матерью на островах будут, так они ещё и чужого человека ко мне приставить хотят, пока сами работают или развлекаются. Подумать только, сиделку нанять хотят! Зачем мне сиделка? Я и сама сидеть могу. И ходить могу. Да я вообще всё сама могу делать!

А злились опять из-за того, что свои же вещи найти не могли. Разбросают повсюду, ходи только за ними, да собирай целыми днями. Ясмин с Фрэнком решили в отпуск поехать. Это дочь моя с зятем. Много дней чемоданы паковали. Ясмин кучу шляп и купальников перемерила, пока решила что именно с собой возьмёт. Вечером пришла Мелисса. Сидели мы все вместе в гостиной, чай пили, разговаривали. И тут Фрэнк спрашивает Ясмин: «Ты что — паспорта наши и билеты мне не доверяешь, что ли? К себе в сумочку положила?» Ясмин как всполошится: «Не брала я паспорта!» И они оба на меня накинулись: «Где паспорта, мама? — кричат. — Куда ты их спрятала? Они вот здесь на каминной полке лежали».

А я-то откуда знаю? Их же документы. Сами должны за ними следить. Зачем мне их прятать?

Весь вечер они втроём переворачивали дом вверх дном. А порядок потом мне наводить? Нашли паспорта в корзине для белья. Сами между грязными рубахами и трусами их кинули, а на меня клевещут.

Страница 5

Какие необыкновенные строчки у меня получаются. Они танцуют, наскакивают друг на друга. Так здорово. Я люблю писать. С самого детства люблю. Обожаю, когда на белом листе появляются завитки букв и соединяются в слова. Пишу в новый блокнот. Раньше я писала в другом, но в нём странички закончились.

А этот, небесно-голубой, мне днём принесли какие-то добрые люди. Кажется, знакомые. Поздравляли с днём рождения. Мне восемьдесят семь. Или