Денис Петров

Клещ

– Греция, если ты не знал, это вообще колыбель цивилизации! – решительно заявил Семён, когда самолёт из Москвы приземлился в аэропорту Каподистрия, в двух километрах от столицы древнего острова Корфу.

– Правда? – деланно удивился Филимон. – Ты сам-то это теперь только узнал? Из журнала рекламного?

– Да я с детства это знал! – возмутился Семён. – А Крит – это вообще начало всего. Эта, как её, тут из воды в раковине вышла, богиня…

– Задолбал ты уже своей древнегреческой историей! – влез в разговор Соловей, положив руку на немалых размеров живот. – Надо перекусить.

– В гостиницу заселимся, тогда и перекусишь! – сказал, как отрезал Филимон. – Ты ж только что в самолёте жрал, и Семёнову пайку сожрал, и мою бы сожрал, если бы я вдруг уснул.

– А что, кормили, что ли, в самолёте? – почувствовал себя обделённым некстати приспавший Семён, но Соловей моментально перевёл разговор в безопасное русло:

– Да, пора в гостиницу, и – на море скорей. Купаться охота! Это ж – море, не какая-то твоя Ока грязная.

– Она не грязная, – возразил было Семён, но, увлекаемый своими массивными приятелями, направился к выходу из надоевшего за эти несколько часов летательного аппарата.

Приятели, прибывшие на недельный отдых на благодатный остров Корфу, были знакомы уже не первый год. Семён и Филимон проживали в Коломне, Соловей был москвичом. Они совместно трудились на ниве поддержания и обеспечения правопорядка в столице России – городе-герое Москве, в центральной её части, а за границу, как один, выбрались впервые, посему чувствовали себя неуверенно, компенсируя недостаток соответствующего опыта развязностью, граничащей с небрежным хамством.

– А я предлагаю для начала посетить столовую, – предложил Соловей, когда трансферный автобус остановился перед их отелем, фасад которого утопал в обильной зелени растений. Он, похоже, уже забыл, что буквально только что, в аэропорту, настаивал о в первую очередь пойти на пляж. – Море-то никуда не уйдёт, а пиво с чипсами перед пляжем не помешают.

Соловей был большим любителем перекуса. Эту занятию он всегда предавался с энтузиазмом, и с годами неизбежно нарастил себе приличных размеров брюхо и обзавёлся рядом сопутствующих недугов, которые, впрочем, покуда не слишком его обременяли.

– Я как-то слышал типа короткого анекдота, – отозвался Филимон. – Мол, продавец шаурмы пеленал ребёнка, и по привычке положил внутрь салат и майонез. Так ты, небось, это дело вместе с ребёнком бы сожрал…

– Хорош меня кошмарить ни за что, – обиделся на справедливую критику Соловей. – Сам-то небось не против шведского стола. Весь перелёт только и слышалось от тебя: «Ол инклюзив, да ол инклюзив».

– А ты как хотел? Английский-то я знаю, – самодовольно ответил Филимон. – Ладно, пошли… А вообще здесь, наверное, немцев полно. Они любят на солнышке греться.

Будто в подтверждение его слов, откуда-то сбоку на нашу компанию надвинулся какой-то гражданин, в светлой рубашке и таких же шортах.

– Вы, простите, берлинцы? – спросил гражданин на русском.

– Да нет, – ответил за всех Филимон. – Мы из Москвы. А что?

– А-а, – сказал гражданин. – Ну да, кто-то же и в России должен жить.

Приятели с некоторым недоумением переглянулись, а незнакомец продолжил:

– Тяжело в России…

– А мы не жалуемся, – пожал плечами Соловей. И действительно, из всей троицы лишь Семён выглядел несколько субтильно, но это с лихвой покрывалось вполне здоровым цветом лица.

– А я бежал из России в Берлин двадцать лет назад, – поделился воспоминаниями незнакомец. – Это было в начале девяностых. Я помню эти голодные глаза…

У Соловья и сейчас были голодные глаза, но к экономической жизни России это его перманентное состояние не имело никакого отношения, и беглец из голодной России в светлый сытый мир Запада как-то сник и растворился, словно его и не бывало. Приятели же, снова переглянувшись, направились в столовую, оставив чемоданы в холле отеля.

Наскоро, если это слово было применимо к неугасающему аппетиту Соловья, перекусив и отведав местного бесплатного пива, приятели направились к себе в номер, чтобы захватить купальные принадлежности и насладиться морем.

Всё было бы хорошо, если бы зоркий тренированный правоохранительный глаз Филимона не углядел на бедре стянувшего джинсы Семёна некое подозрительное новообразование.

– Стоять! – скомандовал Филимон. – Семён, да ты, по ходу, клеща подцепил!

– Ох, ё! – воскликнул Семён. – Откуда ж он взялся?

– Вот именно! – сказал Филимон. – Если он на тебе ещё с России завис, то это одно, а если он местный – то это ж страховой случай! Тебе ж бесплатное лечение положено! А вдруг он энцефалитный?

– Что делать-то? – забеспокоился побледневший Семён.

– Надо в медпункт идти, – предложил Соловей. – На ресепшене спросим, и, пока тебе специально обученные люди будут клеща удалять, мы пока перекусим – там наверняка рядом столовая…

– Если ты такой голодный, – холодно сказал Филимон, – то можешь этого клеща и сожрать. Тут друг погибает, а у тебя одно на уме.

Приятели вторично направились к стойке администратора. Сегодня там дежурила очаровательная молодая девушка типично греческой наружности – стройная смуглая брюнетка, худощавое точёное лицо которой украшали огромные чёрные глаза и маленький чётко очерченный ротик.

– Hello! – радостно поприветствовала гречанка приближающихся к стойке приятелей – Can I help you? (Здравствуйте! Чем могу помочь?)

– Чё? – отозвался Соловей. – А, это, хеллоу!

– Do you speak English? (Говорите по-английски?) – спросил Филимон, этой несложной фразой исчерпав всё своё знание английского языка.

– Yes, of course! (Да, конечно!) – девушка всем своим видом показала готовность прийти на помощь любыми доступными способами в кратчайшие сроки.

– Это, как его… – замялся Соловей. – А, вот, у нас проблем… Проблем, понимаешь?

– Yes, – девушка поняла, посерьёзнела и замерла в ожидании изложения сути проблемы.

– Наш друг, – Соловей указал на Семёна, который стоял, несколько разведя руки в стороны, дабы неосторожным движением не умертвить неопознанного паразита. – Его, это, клещ укусил, понимаешь?

– Clesh? – на лице гречанки отразилось напряжённое действие ума, столкнувшегося с совершенно непонятным термином. – What is it? Any bird? (Что это? Какая-то птица?)

Девушка имела в виду клеста, но для наших друзей это было слишком сложно.

– Hу, блин, клещ, – настаивал Соловей. – Чёрт, пока объяснишь, весь инклюзив закончится!

– Давай, я! – взял инициативу в свои руки Филимон, который, похоже, вспомнил ещё несколько английских слов. – Короче, наш френд, – он указал на несчастного Семёна, – его этот, литл анимал ест. (Смесь английских и русских слов, означающих, что друга Филимона в данный момент поедает некое маленькое животное).

На лице гречанки отразился ужас – глаза её широко раскрылись, губы задрожали. Она всплеснула руками:

– Animal? A little animal?