— Люди добрые! Вы только посмотрите на нее! Пол-России стремится в Москву, чтобы хоть как-то выжить, а эта дуреха вздумала изображать жену декабриста! — Отец театральным жестом воздел руки к небу.

«Люди добрые» в лице мамы и бабушки осуждающе молчали, понимая, что их черед выразить свое отношение к событиям еще впереди.

Отец отошел к окну, устало опустился в кресло и окинул сердитым взглядом тоненькую фигурку дочери.

— Объясни еще раз старому склеротику, какая муха тебя укусила. Мы все — и я, и бабушка, и мама — оплакиваем Сережу. Но в трудные времена человек находит опору в близких людях, в друзьях, в любимой работе, наконец… Ты же словно не от мира сего! Бросаешься очертя голову в крайности: не спрашиваешь ни у кого совета, увольняешься с работы, покупаешь билет на самолет. Ну скажи на милость, кому ты нужна в таежном захолустье? Представляю, является столичная фифа в этот богом забытый Привольный, ну и что? Думаешь, тебе там будут рады? У них своих проблем невпроворот, а тут ты явишься со своими болячками…

— Подожди, Максим! — Бабушка решительно встала с дивана, подошла к внучке и обняла ее за плечи. — Послушай меня, девочка! В сорок четвертом, когда погиб твой дед, мне тоже хотелось убежать куда глаза глядят, смотреть ни на кого не могла. Каюсь, поначалу смерти искала, потом опомнилась, спохватилась: сын ведь у меня совсем еще маленький, беззащитный…

— Бабуля, у тебя ребенок остался, а у меня, кроме фотографий и писем, — ничего. — Девушка подняла голову, умоляюще посмотрела на родителей. — Отпустите меня, ради бога! Вы же всегда все понимали. Я не выживу здесь. В редакции смотрят на меня как на безнадежно больную, и задания все подсовывают щадящие, с упором на развлекаловку.

Изо дня в день, из часа в час одни и те же лица, одни и те же разговоры… Просилась в командировку на Кавказ, редактор посмотрел как на умалишенную. На следующий день узнаю: вместо меня отправили Ксюшку Завьялову, которая от каждого куста шарахается и дальше Подмосковья нигде не бывала. — Лена перевела дух. — В конце концов, я взрослый человек и в состоянии решать свои проблемы без подсказок. Конечно, для вас Привольный — край земли, но наши ребята в прошлом году сплавлялись там на плотах и вернулись в полнейшем восторге и от природы, и особенно от людей. Горы, тайга, свежий, здоровый воздух! И с голоду там не пухнут, и так же, как в Москве, влюбляются, женятся, детей рожают и на судьбу, поверьте, не жалуются.

— Не хватало мне еще зятя местного разлива и внуков-туземцев! — подал голос отец.

— Максим, прекрати! — оборвала его бабушка, а мама только повела глазами.

Максим Максимович стукнул в сердцах кулаком по подлокотнику, но от дальнейших комментариев воздержался.

— Ба, знакомые все пасмурные лица! — ворвался в кабинет отца Никита, младший представитель семейства. Несколько озадаченно оглядел постные физиономии старших родственников, но в силу врожденного оптимизма и щенячьей беспечности предпочел не впадать в мировую скорбь и подавленность. — Прекрасненько! Похоже, запись на сибирские сувениры продолжается! Слушай, дорогая сестренка, у меня грандиозная идея! Твой героический поступок еще аукнется в истории. Поэтому ни дня без строчки и фотоснимка. Фиксируй каждый свой вдох и выдох. Я тут примерный план съемок набросал: «Лена в ногах убитого ею медведя», «Лена с соболем через плечо», «Лена моет ноги в истоках великой сибирской реки»…

Сестра улыбнулась, выхватила из рук брата увесистую записную книжку и шлепнула его по лбу.

— Чего-чего, а капканчик небольшой привезу, специально на чей-то длинный язык!

Она подошла к матери, села рядом, прижалась к ней.

— Родные мои, простите меня, пожалуйста! Я ненадолго уезжаю, честное слово! Возможно, мне хватит нескольких месяцев, чтобы понять, кто прав: вы или я. В жизни надо многое испытать, чтобы стать по-настоящему взрослым человеком, вы же сами меня в этом постоянно убеждали. А теперь, когда я решилась последовать вашим советам, вы непонятно почему воспротивились. Неужели я такое тепличное никчемное создание, что погибну от первого же сквозняка? Дайте мне шанс стать независимой…

— Ну что ж, — отец сухо посмотрел на дочь, обвел взглядом домочадцев, — борьба за независимость — святое дело! Только не жалуйся потом, если в боях за суверенитет зубы потеряешь… — Максим Максимович огорченно развел руками. — Упрямство и настырность у тебя в крови, тут уж ничего не попишешь.

Поезжай, бог с тобой, но, когда будешь собирать вещи, не забудь про валенки, полушубок и гусиный жир — первейшее средство от сибирских морозов. — Он, хлопнув дверью, вышел из кабинета, а Никита радостно потер ладони.

— Слушай, Ленка, раз уж тебе разрешили отправиться к черту на рога, будь другом, добудь мне медведя. Я его шкуру у себя в спальне повешу. И чтобы клыки у него были не меньше этой авторучки!..

Учительская гудела, как потревоженный пчелиный улей. Словесники за широким столом у окна с упорством шведов под Полтавой отстаивали каждый час нагрузки в будущем учебном году. Руководитель методобъединения Сталина Григорьевна то и дело трагическим жестом подносила пальцы к вискам, изображая неподдельное страдание от захватнических настроений коллег. Белобрысый историк вдохновенно что-то говорил вполголоса в телефонную трубку. Ни для кого в поселке не было секретом, что его двухлетний роман с детским врачом Танюшей Потаповой стремительно двигался к счастливому логическому завершению.

Молодые учителя кучковались в углу за пыльной пальмой. Их приглушенные голоса и оживленная жестикуляция мало что добавляли бедламу, царящему в конце учебного года в священной обители педагогов. Полное блюдо пирожков из школьной столовой и исходящий паром самовар говорили о том, что молодежь собралась гонять чаи всерьез и надолго. Но главным их желанием было укрыться как можно надежнее от глаз школьной администрации.

Они понятия не имели о том, что уже знала Лена: их глубокоуважаемый директор Николай Кузьмин Киселев, человек степенный и предсказуемый во всех делах и поступках, несколько минут назад пробежал легкой рысью по школьному коридору, натягивая на ходу кожаный плащ, нахлобучивая клетчатую кепку и втискивая какие-то бумаги в портфель.

Причем все это делалось одновременно, отчего кепка отлетела в сторону, а бумаги рассыпались по полу.

Даже не поблагодарив пришедшего ему на помощь завхоза, он вбежал с крыльца и скрылся в неизвестном направлении. Из чего Лена сделала вывод: случилось нечто чрезвычайное и, возможно, очень неприятное. Но думать о плохом в такой ласковый, по-настоящему летний день ей не хотелось. Пусть события развиваются своим чередом. Девушка легким шагом вошла в учительскую…

Молодежь призывно замахала ей из угла, но Лена покачала в руках увесистую пачку тетрадей, пожала плечами и горестно вздохнула. Намек был понят, и ее оставили в покое.