Анkа Троицкая

Кто-кто…

Дом, купленный у ведьм это вам не дача.

Этот маленький кирпичный коттедж, с цветником спереди и огородом сзади, теперь моё единственное и давно желанное жилье. Я отсюда уже никуда не перееду. Моя последняя тихая гавань. Моё убежище отшельницы. Мой остров в море суеты и людских толп. Я достаточно помоталась по миру. Здесь я умру… вот в этом самом кресле. Но с моим здоровым организмом пока рано об этом говорить. Мне всего сорок семь.

Мне нравится, что местность не совсем плоская, но и не особо холмистая. Зеленый луг у старых хозяек был льняным полем, который плавно спускался к заливу справа, и упирался в небольшой лесок слева. А над ним было потрясающе широкое небо, каждый вечер расписанное новыми узорами облаков, очень розовыми на закате.

Красота! И на эту красоту я любуюсь, глядя в окно перед своим письменным столом с компьютером. И все-таки в этом пейзаже мне чего-то не хватает. Он недостаточно живой, несмотря на огромное разнообразие птиц в этой местности.

Две старые ведьмы, которым я помогала собираться, дали мне несколько полезных советов, смеясь и подшучивая друг над другом. Они сразу предупредили нас, что эти места нам покажутся странными. После прощального ужина старшая из ведьм в темных очках от Версаче открыла дверь в чулан, за которым первый и последний раз я увидела иное измерение — безграничную пустыню под желтым небом. Оказывается, она была их излюбленным способом путешествовать. В паре метров под порогом чулана была не земля, а что-то похожее на пепел и остывающую лаву. В трещинах сиял красный свет, как в каминных углях. Над пустыней ветер с шумом носил серые смерчи. Одна из ведьм, имени которой я так никогда и не узнала, побросала в пепел свои тюки, мешки, сумки и чемоданы, и спрыгнула сама. В тот же момент из пепла, как подводная лодка из-под воды, поднялась круглая, плоская и ржавая конструкция, похожая на гигантский часовой механизм. В ней крутились колесики и пружинки, тоже как в часах. Ведьма сгребла свои пожитки в кучу посредине этого диска, подёргала какую-то медную с зеленью деталь и махнула Розмиле.

Ведьма помоложе, в джинсовом сарафане улыбнулась мне черной помадой:

— Видала, какая шустрая моя кума? А всего несколько десятков лет назад она была ещё и красавицей. Ну, удачи, и не волнуйся. Все необходимое в усадьбе наладится само собой.

Розмила спрыгнула в пустыню, и дверь в чулан захлопнулась перед моим носом. Я даже вздрогнула. Я открыла дверь, за которой стих горячий ветер, но теперь это был просто чулан с веником и белым пластмассовым ведром.

Наладится само собой? Конечно наладится. Только не само собой. Мы с мужем тут долго еще будем все переделывать и перекрашивать. Но вот пейзаж за окном… В нем будет трава и полевые цветы. И… что-то еще.

Дальше мои дни пошли быстро, однообразно, но приятно. Утром я выходила в сад, работала часа четыре в огороде или в цветнике. В перерыве мы с Онреем пили кофе и завтракали яйцами, которые нам неохотно несли «паршивки» — четыре рыжие курицы. Мы их еще цыплятами купили этой весной. Петуха среди них не оказалось. До обеда я успевала сделать пару дел по дому, а потом садилась за стол. Перед таким пейзажем писалось легко, но чего-то в нём не хватало.

Так мы прожили довольно счастливо почти все лето, пока не наступил золотой сентябрь. И тут я как проклятая намертво застряла на двадцать какой-то главе.

Это произошло в тот день, когда впервые небо затянуло тучами на целые сутки. Обычно мне нравилось смотреть на дождь, слушать его шепот, особенно когда Онрей разжигал огонь в камине. У местного дождя необычный характер и успокаивающий голос. Он очень сильный и косой, и уже если пойдет, так пойдет, и не только куры разбегутся. Но на этот раз мне вдруг стало ужасно тяжело на душе. Даже когда погода снова наладилась, экран компьютера продолжал светиться белой пустотой. Дошло до того, что промаявшись всю неделю, после обеда в пятницу я не пошла к своему столу, а вернулась в сад.

Обычно мне приходят неплохие идеи, когда я рву сорняки или подрезаю обнаглевшие плети лиановых. Однако теперь, почему-то, это перестало помогать. Онрей даже забеспокоился обо мне. Ему проще, у него есть обязанности. Он уезжает поздним утром в свою поселковую клинику, ведь он ветеринар. Онрей на пять лет моложе меня, энергичнее, и у него нет проблем с вдохновением и недостатка в пациентах. А я, похоже, избаловала себя своим уединением и самозанятостью.

Вечером Онрей приехал с работы и сразу побежал искать меня в теплице, которую я готовила к зиме.

— Тебе пора развлечься и выехать в люди, — заявил он с порога.

— Не хочу, — ответила я и только тут увидела, что он держит в руке яркую бумажку, похожую на рекламную.

Так и было. Лифлет оповещал всех любителей, что в садовом центре соседнего городка будет сельская ярмарка и ежегодная выставка местных чемпионов среди овощей и фруктов. На фотографии был длинный стол, с красиво разложенными плодами трудов местных фермеров. Начало ярмарки завтра, в субботу с девяти утра.

— Поехали, — взмолился Онрей, — Там ещё будут продавать пиво, мёд, сыры, живых кроликов и августовских цыплят. Купим петушка для паршивок.

Уговорил он меня. Мы решили выехать в восемь, так как парковка там далековата от центра, и идти от неё придётся через весь квартал. Однако утром у Онреея ни с того, ни с сего поднялась температура. Я предложила поехать в другой раз, так как до завтра он явно не поправился бы.

— Стало быть, через год? Что ты! Поезжай одна. Тебе будет польза, а я уже настроился, что ты мне пива привезешь.

— Но тебе уход нужен.

— Не маленький. Справлюсь.

Онрей умеет уговаривать, уж это точно.

День и вправду получился хоть куда. Я была рада, что поехала. Погода была отличная, выставка замечательная. Я бродила по ней весь день как по музею. Народу было многовато, но не тесно. Я наснимала для Онрея на телефон и огромные тыквы, выращенные к октябрьским праздникам, и лук размером с детскую голову, и немыслимо уродливые, но сладкие помидоры, пламенные георгины, яблоки сказочных сортов… и много всяких других чудес. Я накупила луковиц тюльпанов и семян фунтов на сорок. В одном парусиновом павильоне продавался