Утро 27 мая 1942 года выдалось солнечным и чистым. Еще прохладный весенний ветерок играл молодой листвой на деревьях, весело перекликались на ветвях птицы. Оставив съемную квартиру немного раньше обычного, двое молодых людей, Ян Кубис и Йозеф Губчик, одетые дорожными рабочими, вышли из дома и сели на велосипеды. Хозяйка, пани Властина, тайно сотрудничавшая с гестапо, проводила их долгим взглядом. Ее внимание привлекли два объемистых кейса, по одному из которых ее постояльцы несли в руке. Навряд ли пожилая дама могла догадаться, что в кейсах лежат не инструменты для проведения работ, а… взрывные устройства. Две самодельные бомбы, изготовленные из английского материала, а также пистолеты на случай, если придется отступать с боем, лежали под густым слоем травы. Это была мера предосторожности, вполне обоснованная. В тот год среди чехов повелась мода разводить у себя в мансардах кроликов. Потому в парках, а особенно в окрестностях Праги, часто можно было видеть горожан из разных слоев общества, собиравших корм для своих любимцев. Так что случись проверка полиции – у двух террористов готов был ответ: они ездили, чтобы запастись травой для питомцев. Для лучшей конспирации молодые люди надели на голову кепки с широкими козырьками, скрывавшими лицо. Один из них, Йозеф Губчик, позаимствовал у соседа плащ и теперь нес его перекинутым через руку. Это могло показаться странным, ведь дождя ничто не предвещало, однако плащ оказался бы совершенно необходимым в задуманном предприятии. Наброшенный на плечи якобы от прохлады, он должен был скрывать руки террориста, пока он собирал и устанавливал взрывное устройство. Внимательной хозяйке плащ показался подозрительным ничуть не меньше, чем кейсы. Накинув шаль и прихватив с кухни бидон для молока, она спустилась вслед за постояльцами.

– Схожу к молочнику, пока еще соседи спят, – объяснила она. – А то припозднишься, и не достанется свежего. Только вечернее из погреба.

– Эх, доброго молочка глотнуть – одно наслаждение, – Губчик весело стукнул себя пальцами по животу и тут же предупредил с сожалением: – только нам, верно, испробовать не придется. Возможно, сегодня мы не вернемся сразу после работы, пани, – сообщил он хозяйке заговорщицки и даже многозначительно присвистнул, – задержимся у подружки. А то и заночуем, коли позволит да компаньонку себе позовет. Так что вы не волнуйтесь, пани, к утру, как комендантский час снимут, так и объявимся.

– Что ж, гуляйте, дело молодое, – с пониманием покачала головой пани Властина. Несмотря на то, что оба молодых человека ничем не выдали волнения, клокотавшего у них в груди, и держались даже беспечно, их легкость показалась пани Властине наигранной. Как только постояльцы отъехали от дома, она повернулась и спешно поднялась в квартиру. Бросив бидон, пани Властина подошла к окну, и откинув занавеску, проследила, куда направляются молодые люди. К ее удивлению, Губчик и Кубис, ехавшие параллельно, свернули вовсе не в соседний переулок, как делали во всякое утро прежде, а доехали до трамвайной остановки и, оставив велосипеды на стоянке, сели на трамвай, следовавший по маршруту до пригорода Жижков. Почувствовав недоброе, пани Властина подошла к телефону и, сняв трубку, набрала номер районного отделения гестапо.

Тем временем в своей резиденции в замке Паненске Брецани обергруппенфюрер СС вице-протектор Богемии и Моравии, руководитель имперской службы безопасности Рейнхардт Гейдрих заканчивал завтрак. Кадровый офицер флота, рейхспротектор считал соблюдение строжайшей дисциплины одним из главных достоинств арийской нации. Он никогда не позволял себе поблажек. Он всегда вставал очень рано и после спортивных упражнений сразу принимался за дела, выслушивая за завтраком доклады адъютантов. Обычно его жена Лина молчаливо присутствовала за столом, не вмешиваясь в разговоры мужа. Но в этот раз она отказалась выйти к завтраку. Точнее, она появилась, с растрепанными волосами, заплаканная. Схватив со стола только что поставленный кофейник, в ярости разбила его об пол – кофе расплескался по ковру и мебели, замарав атласный пеньюар генеральши.

– Я не позволю тебе так поступать со мной! – прокричала Лина с рыданием. – Ты слышишь, я не позволю! Я немедленно напишу рейхсфюреру, и он защитит меня! – бросив в рейхспротектора салфеткой, она выбежала из столовой, едва не сбив с ног остолбеневшего от изумления оберштурмбанфюрера СС Артура фон Шталекера, приехавшего по вызову Гейдриха из Берлина.

– Что-то случилось, герр обергруппенфюрер? – спросил фон Шталекер в растерянности и наклонился, чтобы собрать осколки кофейника.

– Ничего особенного, – ответил Гейдрих сухо и поднялся из-за стола, – у моей супруги бессонница. Доктор говорит, что от этого она сделалась крайне нервной. Не обращайте внимания. Пойдемте в мой кабинет, пока здесь уберут, – пригласил он, – нам надо обсудить деятельность вашей айнзатцкоманды на территории Прибалтики. Вы понимаете, Шталекер, мы должны добиться такого результата, – продолжал он, провожая оберштурмбанфюрера из столовой, – чтобы я мог доложить фюреру: «В Эстонии, Латвии и Литве больше нет ни одного еврея». Я уже не говорю об этих красных партизанских бандах, которые скрываются в лесах. С ними должно быть покончено в первую очередь.

С балкона верхнего этажа в открытые окна донесся всхлип, а затем и стон Лины. Горничная уговаривала ее лечь в постель.

– Оставьте меня, – прокричала та в ответ, – оставьте меня все. Он еще увидит, на что я способна.

Конечно, рейхспротектор Богемии и Моравии хорошо знал, что причина расстройства его жены заключалась не только в бессоннице. Бессонница мучила Лину, это верно. К тому же у одной из первых дам рейха с недавних пор появились весьма серьезные причины. Накануне Гейдрих вернулся из Парижа и без излишних сентиментальных вступлений, которых не любил, объявил Лине, что принял окончательное решение о разводе с ней. Два последних года Лина подспудно ожидала этого известия, готовилась к нему, понимая, что в борьбе с соперницей она обречена на поражение. Ведь соперницей Лины оказалась на этот раз не одна из многочисленных секретарш Гейдриха, с каждой из которых он хотя бы раз имел интимную связь, не легкомысленная артисточка, насытившись которой весьма скоро, рейхспротектор расстался бы без сожаления. Ее соперницей стала «звезда империи», любимица Геринга Хелене Райч, по слухам внебрачная дочь рейхсмаршала и единственная женщина, достигшая высокого звания в Люфтваффе. Благодаря покровителю популярность Райч была огромной. Даже никогда не встречаясь с нею, Лина Гейдрих хорошо знала ее в лицо, ведь рекламные плакаты с изображением Хелене можно было встретить в любом, даже самом отдаленном, местечке рейха. В Берлине же такой плакат висел едва ли не на каждом шагу, от детского сада до пропагандистских стендов в Главном имперском управлении безопасности. Об этом, кроме Геринга, позаботился министр пропаганды Геббельс, ближайшей помощницей у которого работала сводная сестра Хелене, а фрау Магда – та и вовсе в летчице души не чаяла, называя повсюду «идеалом арийской женщины». Высокая, с красивой фигурой и длинными стройными ногами – Геббельс величал ее «синеглазой Кассиопеей». Благодаря его восхвалениям, среди воспитанников «Гитлерюгенд», да и во всей нацисткой империи, не нашлось бы мальчишки или девчонки, которые не мечтали бы летать на «черном вервольфе», знаменитом истребителе Хелене Райч с серебряными крестами на крыльях, специально смоделированный нос которого напоминал волчью морду. Эта машина была изготовлена для Райч по личному заказу Геринга и являлась подарком рейхсмаршала его любимице. Не было таких наград, какими бы Геринг, а за ним и Гитлер не осыпали «первую летчицу» империи. Ее красивое лицо с тонкими, правильными чертами, большие синие глаза под разлетающимися крыльями темных бровей улыбались с каждой фотографии в газетах и журналах. Красиво подстриженные золотистые волосы под пилоткой с орлом, небесно-голубой мундир, украшенный крестами доблести, диктовали моду молодежи. Каждый лично сбитый Хелене Райч самолет противника или удачно проведенная ее летчиками операция сразу становились предметом пропагандистского ролика, в котором превозносились смелость и отвага «арийской женщины – воительницы». Что могла противопоставить такой сопернице фрау Гейдрих, которая и до появления Райч в жизни Рейнхардта не могла похвастаться сердечной привязанностью супруга? Только одно.