Как всегда, хочется поблагодарить моего агента и подругу Мередит Бернстейн. Твоя неизменная вера в меня значит куда больше, чем можно выразить в нескольких словах. Спасибо тебе и за моего нового редактора в издательстве «Беркли». Работать с Уэнди Маккарди — чистое удовольствие!

И огромное спасибо всем поклонникам серии о богинях, приславшим замечательные письма с рассказами о том, как их очаровали и воодушевили мои книги. Надеюсь, вам понравится и моя версия Троянской войны!

Фетида Сереброногая поднялась из глубины на поверхность тайной бухты. Ее сын уже был там, ожидая ее появления. Все с тем же почти сверхъестественным спокойствием, которым он обладал уже в младенчестве, он стоял на песчаном берегу, пристально всматриваясь в далекий морской горизонт.

Хотя он не прожил еще и полных шестнадцати лет, он куда больше походил на мужчину и воина, которыми должен был стать, чем на того малыша, которого она держала у своей груди как будто бы только вчера. Он был великолепен – ее золотой орленок, ее гордость... ее Ахиллес. Но сегодня ее сердце обливалось слезами из-за того, что открыл оракул Зевса. Фетиде хотелось отвергнуть эту правду или отвернуться от выбора, который предложил ей великий бог. Но она ведь и сама божество, рожденное в воде, дочь Нерея, древнего морского бога, и слишком хорошо знает, что исполнения пророчеств богов не избежать... что попытка уйти от них приводит лишь к хаосу и полностью разрушает жизни. От судьбы не уйти, так что нужно все это пережить.

Ахиллесу хотя бы дали выбор.

Но маленькая искра надежды, которая вспыхнула у Фетиды при этой мысли, прожила недолго. И она умчалась из сердца, пока Фетида смотрела на удивительного мужчину, в которого превращался ее сын.

Еще до того, как Ахиллес был зачат, оракул предсказал Фетиде, что ее сын превзойдет своего отца, – что избавило Фетиду от утомительных домогательств Зевса и Аполлона. Ни один бог не захочет, чтобы сын затмил его сияние. И Фетида вышла замуж за Пелея, царя мирмидонского. Легкая улыбка скользнула по ярко-розовым губам Фетиды. Пелей так отчаянно желал ее, что по сравнению с ее гладкими белыми бедрами предсказание оракула казалось ему совершенно несущественным. Фетида отбросила назад светлые, серебристого оттенка волосы. Она, конечно, не могла постоянно жить рядом со смертным, будь он хоть царем, хоть нет, но думала о нем с нежностью, и думала часто. Возможно, она даже навестит его вечером, попозже. Он всегда радостно встречал ее, а ей, пожалуй, не помешает сегодня немножко страсти, чтобы отвлечься. К сожалению, Фетида слишком хорошо знала своего сына; и то, что предсказал оракул в святилище Додоны, безусловно, должно произойти. Фетида глубоко вздохнула, собираясь с силами.

– Ахиллес! – окликнула она сына.

Ахиллес повернулся к Фетиде с ослепительной улыбкой и склонился перед ней в приветственном поклоне, столь глубоком и уважительном, что сама Гера осталась бы довольна.

– Матушка, какие новости ты принесла из храма Додоны от оракула Зевса?

Фетида скользнула поближе, протягивая сыну нежную руку.

– Даже не поздороваешься с матерью? Неужели тебя интересуют только оракулы и

пророчества, сын мой?

Голубые глаза Ахиллеса, того же бирюзового оттенка, что и морские глубины, где родилась его мать, сверкнули озорным весельем.

– Прости меня, великая морская богиня!

Он нежно поцеловал руку Фетиды и поддержал мать под локоть, помогая выйти из теплой воды Эгейского моря.

– Как твое здоровье, матушка? Не изменилось ли оно за два дня, что прошли после нашей последней встречи?

Фетида погладила плечо сына, вроде бы еще более мускулистое, чем было два дня назад, когда они обедали вместе на берегу этой самой бухты.

– Мое здоровье в полном порядке, как ты и сам хорошо знаешь. И я всего лишь низшее морское божество, так что незачем так уж льстить мне. Впрочем, тебе и это отлично известно.

Ахиллес наклонился и чмокнул Фетиду в щеку.

– Но моя богиня – именно ты, матушка, и ты для меня значишь куда больше, чем олимпийцы.

Однако Фетида не ответила обычной добродушной шуткой, а вдруг посмотрела в сияющие глаза сына и резко сказала:

– Не надо насмехаться над богами. Там, где я родилась, посягательство на место олимпийца, пусть даже мысленное и шутливое, рассматривается как тяжкое оскорбление богов, и за подобное высокомерие сурово наказывают.

Ахиллес нахмурился.

– Что случилось, матушка?

Фетида вздохнула и отпустила руку сына. Она молча подошла к камню, формой похожему на кресло, и села на него. Ахиллес стоял спиной к морю, и солнце обливало его золотыми лучами, – и на мгновение он показался Фетиде похожим на статую, на памятник, какие ставят в честь великих людей... возможно, в отдаленном будущем и в честь Ахиллеса воздвигнут такой, чтобы всегда помнить подвиги воина, чья жизнь была сверкающей, как летящая в небе комета, и сгорела слишком быстро...

По телу Фетиды пробежала дрожь.

– Матушка? – повторил Ахиллес.

Он шагнул к ней, однако Фетида остановила его взмахом руки.

– Мне будет легче, если ты останешься там.

Тогда она избежит соблазна обхватить его и прижать к себе, словно он по-прежнему младенец, и умолять быть осторожным... и обдумывать каждый шаг... Когда же она наконец заговорила, ее голос звучал ровно, бесчувственно, как будто она сама превратилась в оракула.

– Оракул Зевса предоставил тебе выбор из двух возможностей, Ахиллес.

Фетида закрыла глаза и начала мерно повторять слова оракула:

– Один путь в будущее ведет к длинной, удачливой жизни. Мирмидоняне будут процветать под твоим правлением. Ты найдешь плодовитую жену, и она родит тебе множество сыновей и дочерей. Ты познаешь мир, и безмятежность, и любовь. Твоя долгая жизнь будет полной и насыщенной, и ты тихо скончаешься в собственной постели, окруженный любящими людьми. Тебя искренне оплачут, но постепенно твое имя забудется, как одна из бесчисленных песчинок истории.

Фетида перевела дыхание и продолжила, все так же не открывая глаз.

– Другая дорога в будущее приведет к славе, превосходящей славу всех королей и воинов. Ты поведешь мирмидонян в битву с такой огненной яростью, которая сожжет все на твоем пути. Твой огонь будет пылать так ярко и высоко, что твое имя запомнят на тысячи лет на всей земле до самого ее края. Но так же, как огонь, разгорающийся слишком ярко, ты быстро сгоришь и не встретишь даже тридцатую свою весну. Гнев и ярость разрушат твою жизнь. Ты лишь издали увидишь мир, и любовь, и безмятежность, – но ты никогда их не познаешь.

Фетида замолчала, готовясь к тому, что должна увидеть, – и лишь потом открыла наконец глаза.