Владимир Дмитриевич Успенский

Ухожу на задание…

сборник рассказов

С волны на гранит

Девушка в морской форме

11 октября 1944 года мае, автору этой книги, исполнилось семнадцать лот. Дата не круглая, да и вообще отмечать ее не было никакой возможности: вместе с другими ребятами — призывниками я ехал в теплушке воинского эшелона. Даже никому не сказал о своем маленьком юбилее. Постеснялся. Торжество не состоялось, но холодный тот осенний денек запомнился двумя событиями.

Эшелон наш, двигавшийся из Абакана, прибыл па большую узловую станцию Транссибирской магистрали, где имелся продовольственный пункт. Старшим команд велено было получить продукты на трое суток. Волею судеб, а точнее, волей работников Артемовского районного военкомата Красноярского края старшим в своей команде из тридцати двух человек был я. Почему удостоился такой чести? Вероятно, работникам военкомата понравилась моя приверженность к точности, к дисциплине. Да и ростом вымахал выше многих сверстников.

Короче говоря, в тот день я получил несколько мешков хлеба, сухую колбасу и кусковой сахар. С помощью двух надежных помощников притащил все богатство в вагон и начал делить. Если кто-нибудь считает, что это просто, пусть попробует сам. И пусть тут же присутствуют тридцать голодных парней, которые жаждут, чтобы всем досталось одинаково, тютелька в тютельку. А весов нет, а сахар приходится колоть ножом, а колбаса так затвердела, что сподручней всего топором рубить. Кроме того, плохо пропеченный хлеб крошится, корка отваливается.

Изрядно пришлось повозиться, понадобилось прикрикнуть на самых настырных, и в конце концов все остались довольны. Только с сахаром я просчитался — одной порции не хватило. Пришлось имениннику пить кипяток вприглядку.

А вечером случилось вот что: эшелон двинулся дальше, но не на запад, а на восток. И сразу горькое разочарование охватило многих из нас. Мы ведь писали заявления в военкомат, просили отправить нас скорее на фронт. В Прибалтику, в Польшу, на Карпаты, где гремели бои. Уверены, что вместе со старшими товарищами будем добивать гитлеровского зверя, отчаянно защищавшего подступы к собственной берлоге. Но в тот вечер узнали, что эшелон идет в противоположную сторону от фронта, к Тихому океану. В такой глубокий тыл, что глубже не придумаешь. И вещие слова о том, что в жизни всегда есть место подвигу, звучали для меня тогда просто издевкой.

Успокаивало лишь одно обстоятельство. Как и многие мои сверстники, я с детских лет хотел стать военным, причем обязательно командиром. И даже, по возможности, генералом. Кроме того, нравились профессии геолога археолога. А одно время, лет в двенадцать, я твердо намеревался стать моряком, хотя никогда моря еще не видел. Зато несколько раз перечитал «Цусиму» Новикова-Прибоя, знал наизусть целые страницы. Мне было стыдно за тот разгром, который учинили японцы в Цусимском проливе, хотелось самому сделать хоть какую-то малость, чтобы расплатиться с врагами за прошлое. В юности веришь, что стоят тебе вмешаться в события, и сразу все пойдет как надо.

Суток десять стучали колеса вагона, и вот наконец эшелон наш прибыл во Владивосток.

Потом были продуваемые осенним ветром брезентовые палатки в экипаже Тихоокеанского флота. Была комиссия, осматривавшая нас, тощих голых мальчиков, стыдливо прикрывавшихся ладошками. Меня, как человека образованного, с восемью классами, определили учиться на радиотелеграфиста.

Ночью в бане выдали обмундирование. Ботинки достались на размер меньше, нижнее белье — на два размера больше. Бескозырка без ленточки никак не хотела держаться на голове.

Сразу после бани пешком прошли километров десять по ночным улицам и тесно набились в катер. Мне места внизу не хватило, устроился на носу, на скользкой палубе, куда доставали соленые брызги. Из тьмы набегали черные косматые волны. Было немного жутко, но я крепко держался руками за поручень. Замерз, конечно, а так ничего.

Часа через полтора высадились на деревянный причал. Очень хотелось спять. Старшина сказал:

— Мы расположены па острове. Если пойдем быстро, к завтраку будем в школе. На шкентеле — не отставать! Шагом марш!

И мы зашагали по лесной дороге, то нырявшей в распадок, то поднимавшейся на сопку. Вокруг были непривычные приземистые деревья, крона их казалась приплюснутой. Дул ветер, и сыпал мелкий сухой снежок…

Занимались мы по ускоренной программе. Двенадцать часов в сутки. Почти все время в классе. Электротехника, радиотехника, прием и передача на ключе, работа с микрофоном. Иногда ходили в караул. Так пролетела зима. Весной мы уже считали себя радистами. О героических подвигах на фронте больше не думали. Война шла к концу, советские войска приближались к Берлину.

Все-таки очень далеко мы находились — даже о победе узнали лишь 10 мая. В тот день у нас состоялся торжественный митинг. Были речи. Поднялся на трибуну пожилой, трижды раненный мичман, хотел сказать что-то, но заплакал, махнул рукой и ушел за кулисы.

В гарнизонном Доме культуры флота на скорую руку организовали праздничный вечер. Возле нас, на ряд впереди сидели несколько девушек в матросских фланельках, с полосатыми воротниками-гюйсами на плечах. Одна из них часто поворачивалась к своей подруге, я видел ее лицо: большие насмешливые глаза, полные, резко очерченные губы. высокий лоб. Пожалуй, даже слишком высокий, девушка прикрывала его челкой крупно завитых волос. А сзади волосы были подстрижены совсем коротко, как и положено рядовому бойцу.

Наши взгляды встретились несколько раз, и я, помнится, даже покраснел, потому что в ту пору робел перед девушками больше, чем перед вооруженным до зубов неприятелем. Хотел заговорить с ней, но не смог.

Вышли мы следом за девушками и фойе, проводили их взглядами. И почему-то взгрустнулось немного.

Случайная мимолетная встреча — сколько их бывает в юности! И я, конечно, никли не думал, что благодаря стечению обстоятельств эта встреча останется в памяти навсегда.

Меньше пены, салага!

Военный порт, залитый яркими солнечными лучами, выглядел празднично. Слышались веселые голоса, звуки музыки. Пахло свежей краской. На деревянных бонах матросы, раздевшись до трусов, стирали белые робы. С шипением разбивались о настил тугие серебряные струи пресной воды.

Инструктор школы связи, сопровождавший выпускников к новому месту службы, спрашивал у встречных где стоят сторожевики. Мы проходили мимо десятков больших и малых кораблей, тесно прижавшихся один к другому. Я волновался, пытаясь угадать, какой же из кораблей наш.

Наконец инструктор остановился на одном из пирсов, устало присел па чугунный пал и достал из сумки кисет.

— Ну, Успенский, вы дома. Вот он, ваш трап!

Я увидел небольшой стройный корабль с плавными обводами корпуса,