Готовилась я, значит, к очередному выступлению. Претерпела издевательство, которое наши местные театральные визажисты с иронией между собой называют «лёгкий сценический макияж», потому что… ну вы смотрели когда-нибудь балет с первого ряда? Нет? Сходите в качестве смехотерапии. Наши костюмы и макияж призваны произвести впечатление на зрителей, находящихся на достаточно большом расстоянии от сцены, а вблизи всё это ужас ужасный. Честно.

А уж когда ты играешь кого-то яркого типа Кармен… под весом боевой раскраски хочется согнуться.

Дальше было ещё одно издевательство — на мне зашили костюм. Тоже мало приятного в процедуре, но привыкаешь быстро. Всего-то с десяток выступлений и забываешь о том, что когда-то дёргалась от любого неосторожного движения помощников, а потом уже просто спокойно, даже смиренно ждёшь окончания этого действа.

Так случилось и сегодня.

В зале раздаются первые аплодисменты. Зрители ждут красивой сказки, и я готова им её показать.

Скоро мой выход.

Ободряюще улыбаюсь нашей дебютантке. Сегодня среди артисток на сцене впервые появится новое лицо — Маша только пришла в театр из училища и нервничала перед выступлением, и нам всем хотелось её поддержать.

Все мы помнили тот самый первый раз, когда выходили на сцену в качестве полноправного артиста. Волнительно и упоительно.

Прикрыла глаза, вспоминая начало карьеры. Казалось бы, это случилось всего несколько лет назад, а по ощущениям — вечность прошла, не меньше.

Вот раздаются первые звуки музыки, возвращая в реальность.

Опять какой-то косорук сфальшивил! Я прямо представляю, как скривился наш дирижёр, что он потом скажет умельцу и куда засунет дирижёрскую палочку…

Так, ладно, в любом случае, эти послевыступленческие игрища оркестра меня не касается. Мне надо выйти в нужный момент.

Вот он.

Шаг. Шаг. Ещё. И так волнительно… хуже, чем в первый раз. Намного, намного хуже.

К чему бы это?

Обычно я не нервничаю перед выступлением — давно уже танцую, ко всему привыкла, но сегодня… сегодня меня почему-то преследует дурное предчувствие. Навязчивая мысль, что всё, что может пойти не так, пойдёт, не отпускала, крутилась в голове, не давая настроиться на спектакль.

И то ли я подсознательно ожидала какой-нибудь подлянки, то ли сказывается напряжение последних дней, то ли я просто слишком много думала о проблемах, но…

Я оступилась.

Хоть бы партнёр по танцу успел среагировать!

Пространство вокруг вспыхнуло необычайно ярко. Неужели у нас сегодня ещё и свет «полетит»? Спектакль будет сорван окончательно и бесповоротно.

Голова кружилась жутко, яркие вспышки ослепили, и я таки упала.

Но буквально через секунду почувствовала на талии крепкие мужские руки, поймавшие меня практически у самого пола, и успокоилась.

Он всё-таки успел.

— Вася, ты? — тихо позвала я, пытаясь проморгаться. Свет прожектора ослепил.

— Босхафт, — раздался скрипучий голос откуда-то сверху.

А руки поползли от талии ниже.

В тихом ужасе разлепила глаза. Передо мной явно был не Вася.

— Не твоё — не лапай, — выпалила я и отшатнулась, несмотря на слабость.

Это был дедок на вид лет семидесяти пяти с безумным взглядом красных глаз. Серьёзно, радужка красная, что только добавляло жути и без того сумасшедшему взгляду. Лысоватый, с всклокоченной седой бородой, тощий, одетый в странный балахон серо-коричневого цвета…

Это как надо было удариться головой во время падения, что подсознание в бреду такие картинки выдаёт? А главное, с кого образ столь колоритный был взят?

— Мадам, — проскрипел этот дед. — Очарован.

А я вот не очень.

Скосила глаза в попытке оглядеться. Надо же понимать масштаб трагедии, чтобы потом, когда приду в себя в больничной палате, начать искать хорошего психиатра. Или позвонить своему психологу. Или обратиться и к тому, и к другому, что будет явно эффективнее.

Странный мужчина прищёлкнул пальцами, высекая из них…

Это что за люмос максима такое?!

Огромный светящийся голубоватый шар слетел с морщинистых пальцев и поднялся к потолку, освещая моё безумное видение.

Серые каменные стены, такой же пол, высокий потолок и огромное панорамное окно, из которого виден месяц… Большущий месяц, весь в «дырку», будто из маасдама вырезали и серебристой краской покрыли.

Какой интересный глюк, однако. Детализированный такой, необычный. А главное, физически ощущается. Забавно.

Нет, однозначно надо будет к психиатру наведаться, когда очнусь.

— Кто Вы, о прекрасная незнакомка, попавшая в моё заклинание? — дедок всё никак не выпускал меня из своих рук.

При свете он казался немного моложе и сильно безумнее. Лучше бы было наоборот. А то я в реальности-то понятия не имею, как с психами общаться, а уж что моё воспалённое сознание может выкинуть…

— Лена, — буркнула я, пытаясь отцепить его от себя. — Елена Лебедева.

Интересно, почему глюк, порождённый моим сознанием, не знает моего же имени?

— Я — Босхафт, величайший волшебник этого мира, — а пафос у него чуть ли не из ушей лезет. — И я очарован Вашей красотой, прекрасная Елена.

Дедуль, ты в себе ли? На мне сценический макияж и сценический же костюм Кармен: сплошь чёрно-красные кружева на лифе и коротких рукавах, юбка как бы бежевая, но за крупными ярко-красными же цветами этого бежевого практически не видно. Какая красота, ты о чём? Ярко, вызывающе — да, но и то издалека.

— Не могу ответить тем же, — фыркнула я и всё-таки вырвалась из хватки. Откуда в таком худосочном старике столько силы?

Но на мою фразу этот… как этот глюк там представился? Босхафт, да? В общем, внимания не обратил он. Был слишком воодушевлён чем-то.

И практически сразу же стало понятно, чем.

— Выходи за меня замуж, Елена, и я положу к твоим ногам весь мир! Все создания мира преклонятся перед твоей красотой! — не проняло бедняжку. Зато сколько пыла, сколько экспрессии!

— Вынуждена отказать. Мировое господство не интересует. Мне бы со своим сознанием совладать, — добавила я тише.

Хотя-я если он предлагает мне господство в моём же сознании…

— Люди, эльфы, гномы — все склонятся перед тобой и будут воспевать твою красоту, — продолжил гнуть свою линию мой персональный глюк. — Мы будем прекрасной парой: я — великий волшебник, ты — первая красавица!