* * *

– Пресвятая Матерь Божия, помоги мне… Я не знаю, как правильно просить у Тебя помощи, но помоги мне, Пресвятая Матерь Божия…

Варя сглотнула подступивший к горлу комок – и без того слова с трудом выговариваются! Нет, надо постараться взять себя в руки, сосредоточиться… Вон и Пресвятая Матерь Божия Казанская смотрит на нее вполне благожелательно, словно спрашивает – чего ты хочешь от меня, говори уже наконец…

Но ведь нельзя, наверное, вот так просить сразу, наскоком? Надо для начала молитву правильную прочесть? А она, кроме «Отче наш», и не знает ничего… Но с этой молитвой следует, наверное, к Самому Господу обращаться, а проблема-то у нее чисто женская! Может быть, Пресвятая Матерь Божия лучше поймет и услышит!

А впрочем, какая разница… Тем более и проблема не совсем женская, ведь она не за себя просит, а за детей. И за мужа. За любимого мужа Гришу. Неужели Господь не видит, каково ему там – страдать ни за что…

Повернувшись к святому лику, она перекрестилась истово, проговорила дрожащим от слез голосом:

– Господи, прошу Тебя, помоги… Помоги мне, Господи… Услышь меня, пожалуйста… Отче наш, Иже еси на небесех… На небесех… Иже… Иже еси…

Ну вот! Забыла слова молитвы, как же так-то! Надо было сто раз повторить, прежде чем в церковь идти! Всего одну молитву знает – и забыла! Да и ту случайно выучила когда-то, в детдоме еще… К ним новенькая девчонка в группу попала, Танька Берестова, которая плакала все время, плакала и молилась… Все над ней смеялись, а Варя жалела ее. Потому что одно дело – с рождения в детдом попасть, а другое дело – от папы с мамой, которые взяли да погибли вместе, в один день…

Ладно. Не до Таньки Берестовой сейчас. Надо просить, если пришла. За детей просить, за мужа… И за день завтрашний… Потому что сегодняшний день еще можно пережить как-то, а вот завтра что будет, неизвестно. Завтра – хоть пропадай. Не в переносном смысле, а в самом прямом, что ни на есть. Господи, что же с ней и детьми будет завтра?..

Слезный комок так и не усидел в горле, прорвался наружу. И всхлипнула неприлично громко, и от испуга прижала ко рту ладонь, будто ладонью можно рыдание удержать! Еще и увидела краем глаза, как отворилась дверь где-то сбоку и тень мелькнула темная…

Обернулась испуганно, втянула голову в плечи. И не тень это вовсе, это священник в рясе. Батюшка. Аккурат к ней направляется. Наверное, ругать сейчас будет – чего ты, мол, вместо тихой молитвы вздумала разрыдаться?

А она и не вздумала. Само получилось. Тем более и слезы от испуга ушли…

Да и лицо у батюшки такое доброе, глаза участливые. И голос тихий, спокойный:

– У тебя что-то случилось, сестра? Что тебя привело в храм? Горе какое-то?

– Да, да… У меня случилось, да…

– Так поведай мне, легче станет. Идем присядем на скамью… Вот сюда…

Варя села рядом с батюшкой, вздохнула, отерла щеки ладонями, потом повторила тихо:

– У меня случилось, да… И не просто случилось, а… Я не знаю, как дальше жить, что делать… Не знаю, что завтра будет со мной и детьми… Понимаете, мы завтра на улице окажемся. Идти нам некуда, понимаете?

– А дети маленькие у тебя?

– Да, маленькие… Дочке восемь лет, а сыну три годика всего.

– А муж твой где, милая?

– Он… Он в колонии сейчас. Ему пять лет дали. А потом еще три года поселения…

– За что?

– Да ни за что, батюшка. Оговорили его. Не виноват он, я точно знаю. Очень корю себя, что не смогла ему помочь толком… Денег на адвоката не нашла. На мать его понадеялась, а она… Она не захотела ему помочь… Гришу когда забрали, она меня во всем обвинила и даже из квартиры выгнала… С детьми… Я сама детдомовская, идти мне некуда. Пока какие-то деньги оставались, квартиру снимала, а сейчас деньги кончились, платить нечем… И на работу не могу устроиться… У меня ж теперь прописки нет, а без прописки даже ребенка в садик – никак… И на работу мне никак… Я ж его одного дома не оставлю! Квартирная хозяйка сказала, что сегодня последний день был, чтобы завтра съехали, а куда нам съезжать? Совсем некуда… Вот я и пришла – помощи у Бога просить… Да только как Он поможет мне – в такой ситуации? Если уже завтра нас выгонят… Когда Он успеет помочь?

– Поможет, милая. Обязательно поможет. Надо только поверить в Его помощь и просить от души, от сердца. И надеяться обязательно надо. Бог пошлет тебе в помощь добрых людей…

– Вы думаете, они есть, добрые люди? Которые возьмут и помогут? Что-то не верю я… Неоткуда им взяться, батюшка. Так не бывает, чтобы… Нет, не верю…

– И зря. На самом деле добрых людей очень много. Просто они живут на свете, занимаются своими делами и даже не подозревают о том, сколько в них доброты, пока невостребованной. Всему свое время и свое обстоятельство положено, вот в чем дело.

– Нет… Нет, батюшка. Люди в основном злые, я это точно знаю. Я в детдоме росла, я видела, какие они злые кругом…

– Не надо так говорить про всех людей, милая. Надо просто верить, что люди добрые. Будешь им верить сама увидишь. Не отчаивайся, не впадай в уныние. Уныние – это грех.

– Да как же не впадать в это самое уныние, если я завтра с детьми на улице окажусь! Я ж говорю – совсем идти некуда! На вокзале нам жить, что ли?

– Ну зачем же на вокзале? Сюда приходи. При храме есть комнатка, устроишься на первое время. Поживешь. А там и Господь не оставит участием… Сердце свое открой для искренней просьбы, для надежды… Верь – и все образуется…

– А правда можно? Мне можно сюда, к вам? С детьми?

– Можно. Приходи, никто тебя не прогонит.

– Ой, спасибо вам… Даже не знаю, как благодарить… А то ведь и в самом деле – хоть пропадай…

– Господь не оставит своею милостью, если просишь от сердца. Все у тебя образуется, все будет хорошо. Обязательно встретишь добрых людей, они помогут… Ну, иди себе, милая. Поди, дети дома одни…

– Нет, что вы! Я их с подругой оставила. С Юлькой. Мы с детдома еще дружим. Она очень хорошая, она одна мне помогает как может.

Батюшка улыбнулся, кивнул головой, поднялся с места. Проговорил тихо, будто извиняясь:

– Скоро вечерняя служба начнется, мне надо идти… Если завтра придешь, спроси отца Михаила, я к тебе выйду. Договорились?

– Да, батюшка… Спасибо… А у меня сыночка тоже Михаилом зовут, надо же…

– Ну, иди с Богом. Иди…

Церковный дворик выглядел празднично от свежего снега. Когда Варя входила в церковь, он только-только пошел – валил белыми хлопьями. А теперь уже по-другому… Теперь крупкой метет, и кажется, кто-то щедрой рукой сыплет в темноту серебро. Красиво очень. Особенно красиво блестит снежное серебро в свете фонарей на улице. И на душе будто светлее становится. Хотя это не от снега, наверное… Это после беседы с батюшкой на душе светлее…