Силина Чаплина

Натурщица

Драма

в двух действиях

Действующие лица:

Мартина, натурщица, 32 года

Павел, художник, 29 лет

Виктор, торговец картинами, 35 лет

Анна, соседка Павла, 23 года

Денис, торговец картинами, брат Виктора, 40 лет

Мария, жена Дениса, художница, 36 лет.

Кристина, мама Мартины, на вид 32 года.

Квартира Павла.

Действие 1

Сцена первая

На серых стенах висят эскизы (многие нарисованы на страницах из книг), квартира уставлена холстами, на некоторых, поверх старой картины, начата новая. В углу стоит старая, неудобная кровать. На покосившейся тумбочке стоит еле живая лампа. Рядом с креслом и небольшим столиком, где сидит модель, стоят ширма и зеркало в полный рост.

Статная девушка, прикрытая лишь драпировкой, сидит у стола. Впереди нее, за мольбертом, сидит художник, он неопрятен, испачкан краской и давно не спал. Художник рисует девушку.

Мартина (вздыхает). Когда ты уже напишешь мой портрет, Павел? Пиши быстрее! Ткань эта вечно спадает, где ты ее купил? На блошином рынке? Гадость! Нужно было принести шаль из Мадрида, только недавно купила. Она лучше подходит к моим глазам. Почему ты не предупредил? Нельзя же так с людьми, которые доверяют тебе свое тело. И тошно уже от запаха краски.

Павел. Это растворитель, а не краска. Потерпи.

Мартина. И мне это важно?

Павел. Это интересно.

Мартина. Мне другое сейчас интересно. Заканчивай.

Павел откладывает кисть и пристально смотрит на Мартину. Когда Мартина ловит его взгляд, Павел отворачивается.

Павел. Мы закончили.

Мартина уходит за ширму.

Павел. Увидимся завтра, Мартина? (Кидается к ширме.)

Мартина. Может. Если хочешь, можешь ждать.

Павел. Ждать тебя всегда стоит.

Мартина. Верно.

Появляется Виктор, он взволнован.

Виктор. Как успехи, мой дорогой гений? Мы можем сходить в ресторан, не хочешь? Мой друг недавно ресторан открыл, тут недалеко. Там прекрасная еда, как твои картины. (Виктор трясет Павла за плечи и смеется.)

Павел. Тошно. И от еды, и от таких слов.

Виктор осматривает квартиру.

Виктор. Мартина здесь, да? У меня есть для вас отличные новости.

Павел. Картину бы дописать, к чему мне новости? Все равно я не стану значимым художником, к чему мне события и слухи? Меня и мир еже поздно переделывать, исправлять. Новости тут не помогут.

Виктор. Не будь таким угрюмым. А то тебя таким и запомнят: грозовой тучей, как старик Скрудж, а вместо денег — картины.

Павел. Все равно не запомнят, если я не допишу портрет Мартины, а ты мне вечно мешаешь, Виктор.

Виктор. Я тебе мешаю?

Павел. Не то что… ты торопишь меня. Вечно торопишь.

Виктор. И с чего бы мне?

Павел. Вечно ты…

Мартина, одетая в элегантное платье, выходит. Она проходит мимо холстов и проводит по ним рукой, стряхивает с пальцев пыль

Мартина. Когда ты продашь хоть одну из них? (К Виктору.) Что скажешь, Виктор, сможет ли Павел продать хоть одну работу? И когда?

Виктор. Скоро-скоро. У меня есть выгодное предложение. Мой брат решил выставить работы молодых художников. Я посоветовал ему картины нашего Павла. Он, как всегда, долго сопротивлялся, но я настоял.

Мартина. Как здорово, Виктор! А какие картины ты выбрал? Надеюсь, лучшие?

Виктор. Ту, где нарциссы и ту, где ты, прелестная Мартина, позируешь на крыше. Ночь, звезды…

Павел подбегает к Виктору и крепко обнимает его.

Павел. Мои картины будут проданы. Будут. Правда? Там их кто-то обязательно купит или просто увидит, это уже не мало. Верно… Но не надо показывать с Мартиной, ладно?

Виктор. Я же обещал, друг мой.

Павел. Ты не… (смотрит на Мартину.) Ты не…

Мартина пожимает плечами, окидывает Павла презрительным взглядом и уходит.

Павел. Ты не мог бы мне дать еще денег? В долг. У меня закончились кобальт, красная и желтая охры. Ты ведь знаешь: искусство дорогая вещь. Чтобы создать даже незначительное, нужно много заплатить.

Виктор. Снова.

Павел. Да знаю я, знаю. (Павел отбрасывает стул и садится на пол перед мольбертом, сжимает волосы, натягивая их.) А что же мне еще, прикажешь, делать? Все, что есть у меня — это краски, кисти и образы. Лучше бы мне ослепнуть, я бы не видел этот мир и не писал бы его более.

Виктор. Да какой мир? Ты уже год пишешь только ее. Образ Мартины повсюду. Только твои старые картины дышат без нее.

Павел. От того они и так ужасны.

Входит Анна, молодая девушка, одетая в простую, но аккуратную одежду. Она протягивает Павлу тарелку с грушами.

Анна. Возьми. Они твердые, но сладкие. Я сама грушу сажала. Съешь. Нет, напиши их, а потом съешь.

Павел. Спасибо, Анна, не охота их писать. Да и есть.

Виктор. Съест он. Все съест. (Виктор грозно смотрит на Павла.) Это то, о чем я говорил. Совсем ты с ума сходишь, Павел! Не доведет тебя до добра твоя страсть, ох, не доведет. Послушай меня.

Виктор берет у Анны груши и улыбается ей. Анна выхватывает у Виктора груши и протягивает их Павлу. Павел неохотно берет груши и уходит с ними.

Виктор. Ты целый день работала, Аннушка, не лучше ли отдохнуть, чем навещать всяких художников?

Анна. Не всяких, а великих! Павел самый великий художник! Просто его еще не оценили! (Анна отворачивает от Виктора лицо.)

Виктор (Быстро кидается к Анне и разворачивает ее к себе). Конечно-конечно. Чего ж так злиться?

Анна. Ты же веришь в него, Виктор?

Виктор. Да как я могу не верить? Надо мной уже все смеются, что я так ношусь с Павлом. Только и говорят, что…

Анна. Что же?

Виктор. «Сдался тебе этот чудак? Содержишь его и только, а он свои картинки все пишет!» — вот что говорят они, а я только смеюсь им в лицо. Ничего они не понимают, но я же вижу. Павел видит мир особенно, не как мы. Сколько бы я отдал, чтобы кисти по холсту сами летели. Чтобы образы так сходили с полотен, что души у людей рвались. Но это дано лишь художникам. А меня и в Академию не приняли бы, рядом не дали бы постоять… Но к чему я? Ох, Аннушка, если бы он не встретил эту девушку.

Анна. Тот, кто познакомил их, явно бездушный.

Виктор. Ч-что же