За всю долгую холодную ночь Истомин не заговорил ни разу. Он даже не шевелился, и временами мне казалось, что он уже отошел. Но нет — над его лицом вилось легкое, почти незаметное облачко пара. Истомин все еще дышал.

Я нашел эти развалины вчера, уже в сгущающихся сумерках. Можно сказать, повезло… Несмотря на дырявую крышу, покрытые черными пятнами плесени стены неплохо защищали от ветра. А небольшой костерок, сооруженный мной из трухлявых брусков, бывших когда-то рамами дверей и окон, давал достаточно тепла, чтобы не окоченеть. Я даже умудрился вскипятить в кружке немного воды, но Истомин пить не стал, поэтому я согрел брюхо в одиночестве.

Незадолго до рассвета Истомин пошевелился.

— Боря! Борис! Ты где? — позвал он слабым голосом.

Я наклонился над ним. Глаза Истомина были закрыты.

— Я здесь, Валера, я здесь! — Чтобы успокоить товарища, я взял его за руку, и он неожиданно крепко вцепился в ладонь.

— Боря, я умираю.

— Да, — я не стал уверять друга, что у него легкое недомогание и он скоро поправится. Зачем? Истомин сам прекрасно знал всю горькую правду.

— А до Москвы еще очень далеко!

— Да.

Истомин замолчал, словно этот короткий диалог выпил из него последние силы. Из пустой глазницы окна потянуло предутренним холодком. Я поежился и постарался поглубже опустить голову в воротник бушлата. Однако холод уже забрался под одежду, и меня потихоньку начало трясти. Май на дворе, а холод, словно поздней осенью до Тьмы. Осторожно освободив руку из цепкого захвата Истомина, я встал и прошелся по периметру помещения, собирая деревяшки. Аккуратно подкинув в костер дровишек, я вылил остатки воды в кружку и поставил ее на огонь.

Если бы не Истомин, я бы вообще никогда не добрался так далеко на юг. Именно на центральные области страны тридцать лет назад пришелся основной удар, и местность здесь представляла жуткий лес. Жуткий в том плане, что растущие в нем деревья были под влиянием радиации какими-то… пугающими: дико перекрученные стволы; торчащие строго вертикально или строго горизонтально ветки; пушистые кисточки вместо иголок у мутировавших сосен; огромные, с кулак величиной, ягоды малины; трава ядовито-зеленого цвета. Иногда в общей массе деревьев попадались и вовсе кошмарные экземпляры — пару раз я видел нечто, напоминающее застывший взрыв, с иссиня-черными листьями. И только по форме последних можно было догадаться, что «это» когда-то было кленом. Периодически посреди этой тайги встречались развалины небольших городков. Впрочем, чем дальше мы заходили на юг, тем больше нам попадалось развалин и тем крупнее они становились. Когда-то тут жило много людей.

— Борис! — снова подал голос Истомин.

Я посмотрел на него. На этот раз его глаза были открыты, и в них плескалась печаль.

— Прости, что я не довел тебя, — виновато сказал Истомин.

— Не переживай, дружище, ты и так сделал много больше того, чем обещал!

— Да, — кивнул Валера и снова замолчал.

Вода в кружке уже согрелась, и я предложил ее Истомину. На этот раз он не стал отказываться и сделал пару глотков. Это придало ему немного бодрости, и Валера заговорил:

— Прости, что не довел. Но кроме нашего задания, я возвращался в родные края в надежде исправить одну свою давнюю ошибку. На моей душе лежит тяжкий грех…

Я молчал. На мне самом была целая куча грехов. Тяжелых и не очень. Однако в прошлом у Валеры было что-то более страшное, раз он, умирающий от рака, поперся на юг. Наклонившись, я помог Истомину сделать еще несколько глотков горячей воды.

Целых два года — огромный по нынешним меркам срок — мы с Валерой воевали на севере против балтийцев и скандинавов. Там, на Ижоре и Двине, война не утихала уже двадцать лет, то разгораясь, то затухая. Земли там были живые, не тронутые бомбардировкой — на Новгород даже не упало ни одной боеголовки, поэтому балтийцы, шведы и финны регулярно наведывались в те края за данью и рабами. Естественно, что местным такое отношение не нравилось, и они давали незваным гостям достойный отпор. Понятно, что силы были не равны — легкая стрелковка против боевых вертолетов. Полуголодные партизаны против откормленных десантников-карателей. Но, к счастью для местных, ни финны, ни шведы не могли выставить достаточно больших подразделений, чтобы тотально зачистить местность. Так и тлел там вялотекущий конфликт, где долгие периоды затишья перемежались небольшими стычками. Вот после одной из таких стычек мы с Истоминым и стали друзьями.

До этого Валера больше года состоял в моем отряде взводным, однако дальше чисто приятельских отношений дело не заходило. Да, Истомин был хорошим человеком, но как-то не сложилось у нас с ним. Отряд небольшой — всего сотня стволов, и ты изо дня в день видишь одни и те же лица, часто сталкиваешься с одними и теми же людьми в быту и по службе. В дозоры вместе ходишь и в баню. Только поддерживать со всеми дружеские отношения невозможно — так, на уровне: «Привет, пока, как здоровье…»

Но в том бою Валера неожиданно прикрыл меня грудью от вражеской пули. А я потом пять километров волок его, раненого, на горбу по бурелому. И приволок в лагерь живым. После этого мы с ним и сошлись. Встретились, что называется, два одиночества — и он и я были пришлыми. У каждого за плечами своя нелегкая история. Впрочем, хоть мы и стали друзьями, делиться своим прошлым не торопились. К тому же мы оба были ребятами неразговорчивыми. Иной раз товарищи по отряду удивлялись — мы с Валерой могли часами молча сидеть бок о бок у костра, не проронив при этом ни единого слова.

А этой весной у Истомина обнаружились признаки рака легких. Ранение даром не прошло. Рак в наших краях после наступления Тьмы — явление частое. Жить ему оставалось недолго. Впрочем, как и мне, — после тяжелой контузии меня стали мучить боли в спине, особенно в средней части. Боль усиливалась по ночам, распространяясь через бедра к ногам вплоть до ступней. Да так, что я с трудом мог ходить. Начальник армейского госпиталя, старенький доктор, имевший практику еще до Тьмы, поставил мне диагноз — злокачественная опухоль позвоночника. Что плохо поддавалось лечению даже до катастрофы, а в наших условиях было смертным приговором.

Нормально выполнять свои обязанности я уже не мог, вот тогда меня и вызвали в Объединенный Штаб и предложили эту миссию, пригодную только для смертников. А Истомин согласился провести точно до нужного места.

И вот мы здесь — в заросшей диким лесом местности, когда-то именовавшейся Московской областью. Славно здесь во время Тьмы погуляла смерть — я видел несколько прогалин, покрытых стеклянной коркой, — эпицентры взрывов. Впрочем, остаточный фон здесь уже довольно низок — как-никак больше тридцати лет с войны прошло.

— Борис, я никогда не рассказывал тебе этого, но сейчас мне очень нужна твоя помощь, — тихонько сказал Валера. — Пожалуйста, обещай мне, что постараешься, просто постараешься выполнить мою последнюю просьбу!