Это был серьезный черноволосый мужчина, суровый и очень сдержанный.

Изабелл Гауди, 1662 год

И вот, покончив с наставлениями, дьявол сошел с кафедры и заставил всех присутствующих подойти и поцеловать его в задницу. Она была холодная как лед, а тело твердое как камень. Так они подумали, дотронувшись до него.

Агнесс Сэмпсон, 1590 год

– И само собой, – скороговоркой, но со значением произнесла Джейн Смарт, растягивая каждую «с», как ребенок, «нАспор» прижавший горячую головку спички к ладони и от боли втягивающий со свистом воздух, – Сьюки сказала, что кто-то купил особняк Леноксов.

– Мужчина? – спросила Александра Споффорд, чувствуя, что оказалась в стороне от главных событий; безмятежное утреннее настроение сразу испортилось от этого самоуверенного тона.

– Из Нью-Йорка, – бойко продолжила Джейн, почти пролаяв последний слог и опустив «р», как принято в Массачусетсе. – Без жены и детей, разумеется.

– А, один из этих.

Александра слушала, как Джейн продолжала вещать со своим северным выговором о каком-то гомосексуалисте, приехавшем из Манхэттена, чтобы посягнуть на их территорию, и чувствовала, как ее режут по живому в этом уму непостижимом паршивом штате Род-Айленд. Сама она родилась на западе, где в небо тянутся лиловато-белые вершины, над ними летят легкие высокие облака, а к горизонту несутся шары перекати-поле.

– Сьюки в этом не совсем уверена, – быстро проговорила Джейн, сдерживая свистящие «с». – Он показался ей очень грузным. И еще ее поразили его волосатые руки. Служащим в агентстве по продаже недвижимости он сказал, что он изобретатель и ему нужен этот огромный дом, чтобы устроить лабораторию. К тому же ему необходимо разместить несколько роялей.

Александра хихикнула, голос ее мало изменился с тех пор, как она в детстве жила в Колорадо. Казалось, звук исходил не из горла: это был птичий голосок маленького домового, что сидел у нее на плече. На самом деле она уже устала держать трубку, по руке бегали мурашки.

– Интересно, сколько роялей нужно одному человеку?

Казалось, ее слова обидели Джейн. По голосу чувствовалось, что та ощетинилась, как черная кошка, чья шерсть встала дыбом, переливаясь на свету всеми цветами радуги.

– Конечно, Сьюки судит только по тому, что ей рассказала вчера Мардж Перли на последнем собрании Комитета по охране старого водопоя, – сказала она в защиту приятельницы. Этот комитет надзирал за установкой, а после налета каких-то вандалов – за восстановлением большой колоды голубого мрамора, на том месте, где когда-то поили лошадей. С незапамятных времен располагался этот водопой в центре Иствика на пересечении двух главных улиц. Город был построен в виде буквы Г и тянулся вдоль изрезанного берега Наррангасетского залива. На Портовой улице разместились деловые конторы, на Дубравной, что шла под прямым углом к первой улице, возвышались красивые старые дома. «Продается» – ужасные, канареечного цвета вывески Мардж Перли то и дело появлялись на деревьях, около деревьев и на заборах, вслед за волнами экономического спада. (Иствик в течение десяти лет то приходил в упадок, то становился модным городом.) Люди то приезжали в город, то уезжали. Сама Мардж, ярко накрашенная, предприимчивая женщина, если и была ведьмой, то несколько другого плана, чем Джейн, Александра и Сьюки. Ее муж, низенький суетливый Гомер Перли, подстригал живую изгородь из форзиции очень коротко, и их изгородь всегда отличалась от прочих.

– Бумаги оформили в Провиденсе, – объяснила Джейн, и снова слух Александры резанул свистящий звук в конце слова.

«А руки у него волосатые», – задумалась Александра. Как в тумане, она различала дверцу деревянного кухонного шкафчика, всю в пятнах и царапинах, ее не раз уже перекрашивали. Александре было ведомо, какая необузданная страсть, как в термоядерном реакторе, может скрываться под внешней невозмутимостью. Словно в магическом хрустальном шаре увидела она, что узнает и полюбит этого человека, и что из этого не выйдет ничего хорошего.

– Разве у него нет имени? – спросила она.

– Глупее и не придумаешь. Мардж сказала Сьюки, как его зовут, а Сьюки мне, но у меня оно сразу же вылетело из головы. Что-то там такое с «ван» или «фон» или «де».

– Шикарно, – отвечала Александра, уже что-то прикидывая в уме, усаживаясь поудобнее и ничего не имея против посягательств на нее лично. Высокий темноволосый европеец, изгнанный из родового гнезда и всеми проклятый, вынужден скитаться по свету… – Когда же он приезжает?

– Вроде сказал, что скоро. Может, уже приехал! – встрепенулась Джейн.

Александра представила свою собеседницу: на узком, словно сжатом с боков, лице крутыми дугами поднимаются чересчур широкие брови над встревоженными темными глазами, вблизи эти карие глаза кажутся светлее. Если Александра была крупной женщиной и поэтому всегда старалась сжаться и сделаться незаметнее, чтобы лучше выглядеть, во всем полагалась на судьбу и, в сущности, была довольно ленива и хладнокровна, то Джейн была маленькая, темпераментная, вся как натянутая струна.

А Сьюки Ружмонт целый день проводила в центре города, собирая новости и с улыбкой кивая направо и налево, – быстрая, целеустремленная…

Положив трубку, Александра задумалась. Все распадается на три части. Вокруг нас творится колдовство – природа ищет и неизбежно находит собственные формы существования; кристаллические и органические структуры размещаются под углом в шестьдесят градусов в равностороннем треугольнике, который есть основа всего.

Александра опять занялась хозяйственными делами, расставляя банки с томатным соусом для спагетти. Соуса было приготовлено столько, что, если бы она вместе с детьми вдруг очутилась в итальянской сказке и колдовала бы там лет сто, они все равно не успели бы съесть все. На гудящей газовой конфорке кипела большая синяя в белую крапинку кастрюля. То и дело Александра вынимала из нее дымящиеся банки. Она смутно ощущала, что это была некая нелепая дань ее теперешнему любовнику – слесарю-водопроводчику, итальянцу по происхождению. В соус она клала не лук, а по своему рецепту всего два зубчика чеснока, измельченного и припущенного три минуты на растительном масле (не больше и не меньше – в этом и заключается все волшебство). Для смягчения кислого вкуса добавляла побольше сахара, одну тертую морковку, а перца больше, чем соли. Чайная ложка толченого базилика – вот что придавало соусу совершенный вкус, а щепотка красавки сообщала ему мягкость, без которой это была бы просто адская смесь. Все это следовало добавить к выращенным собственными руками помидорам. Последние несколько недель она собирала и раскладывала их по подоконникам, теперь же резала и запускала в мешалку. Все началось с тех самых пор, как в ее постель стал наведываться Джо Марино. Какая-то неимоверная плодовитость овладела томатами, аккуратно подвязанными к колышкам в небольшом садике при доме, куда долгим летним днем, ближе к вечеру, сквозь ивовую листву проникали косые лучи солнца. Короткие помидорные стебли, сочные и светло-зеленые, похожие на бумажные, лопались под тяжестью множества плодов. В этом изобилии было что-то нездоровое, как в рыданиях ребенка, требующего утешения. Из всех растений томаты, казалось, больше других напоминают природу человека: такие же нетерпеливые и хрупкие и подверженные порче. Когда Александра срывала мягкие красно-желтые шары, ей казалось, она держит в руках яички любовника-великана. Возясь на кухне, она с грустью находила во всем этом нечто, похожее на менструальный цикл: кроваво-красный соус льется на белые спагетти. Маслянистые белые макаронины напоминают ее собственный подкожный жир. Вечная женская война с лишним весом: в свои тридцать восемь она все больше находила эту борьбу противоестественной. Неужели, чтобы сохранить привлекательность, ей нужно отречься от собственного тела, как одержимому святоше в старину? Природа – показатель и основа всякого здоровья, и если проснулся голод, его нужно утолить, чтобы не нарушать космического порядка. Но все же порой она сама себя презирала за лень, за то, что завела себе любовника-итальянца, а, как известно, в Италии терпимо относятся к полноте.