— Жуков, очнись!

В ответ лишь вялое движение головы. Криком моего нового приятеля не проймешь, он, кажется, контужен. У меня у самого-то уши заложило, хоть я и находился чуть дальше от места взрыва.

— Жуков, приходим в себя!

Я уже не ору, а приказываю. И при этом охаживаю Жукова ладонью по физиономии. Помогает.

— Почему? — спрашивает меня Жуков и делает попытку подняться на ноги.

— Лежать! — командую я и бью Жукова по шее, не давая ему высунуть голову из-за бронированного щита-зонтика, который успел раскрыть над его башкой Кирилл.

— Куда? — следующий вопрос Жуков задает уже по существу.

— Ползком вон до той двери, голову не поднимать! — командую я.

Жуков — парень понятливый, довольно быстро на полусогнутых двигается к спасительным дверям. Под прикрытием Кирилла и подоспевшего с другой стороны Олега, раскрывшего точно такой же щит-зонтик. Я остаюсь на месте, готовый к отражению атаки. Хотя, говоря точнее, я готов поймать пулю снайпера. Ту самую, что припасена для Жукова, но ловить ее буду я.

— Валентин, отомри! — произносит из своего укрытия Лемберг.

Более практичный немец сориентировался чуть раньше остальных. Сразу же укрылся за мусорными баками и взял под контроль окна дома напротив, фиксируя возможный отблеск снайперской оптики.

— Ну чего встал, как тополь на Плющихе? — продолжил Лемберг, уверенный, что опасность миновала.

Я оборачиваюсь и вижу, что Жуков, Кирилл и Олег скрылись в близлежащем подъезде. При этом Кирилл зашел в него первым и лишь потом втащил туда Жукова, вновь впавшего в ступор. После этого я заметно расслабился и опустил руку с своим пистолетом-пулеметом. И тут же услышал истеричный вопль:

— Руки в гору, падла! Стоять, не двигаться! Милиция!!!

Возражать нет ни желания, ни, пожалуй, возможности. Милицейские ребята успели выскочить из патрульной машины, залегли за ее корпусом, наставив на меня автоматы. Как всегда, милиция подоспела вовремя.

— Без хамства, ребята, — я отбрасываю в сторону ПП и поднимаю руки.

Добавлять, что я не падла, а офицер специальной разведки воздушно-десантных войск, пока не решаюсь. Двое милицейских быстренько подбегают ко мне, и один из них бьет меня в живот.

— Я же просил, без хамства, — чуть сбив дыхание, произношу я.

— Терминатор, б…! — ругается здоровенный сержант, видимо, сильно смущенный, что я даже не согнулся от его удара.

Принимать удары на корпус я не люблю, но умею.

— Ребята, а про меня забыли? — из своего укрытия поднимается Лемберг, как и я, безоружный, с поднятыми руками.

В иной ситуации Лемберг весьма успешно уложил бы милицейских автоматчиков, но такой задачи перед нами не ставилось.

— Кто такие? — задает вопрос старший, в звании прапорщика.

— Все вопросы потом, — максимально миролюбивым голосом говорю я. — И не ко мне.

Через десять минут мы с Лембергом оказываемся в милицейском околотке. Кирилл и Олег должны были доставить Жукова на квартиру и связаться с Комбригом. Дежурный мент пытается задавать вопросы, но мы с Лембергом лишь разводим руками, и поэтому нас сажают в обезьянник. Не проходит и восьми минут, как дежурного куда-то вызывают, а еще через минуту он возвращается и, хмуро извинившись, выпускает нас с Лембергом. Это означает, что Комбриг только что имел беседу с милицейским начальством. Что ж, Кирилл и Олег быстро сработали. Нам возвращают оружие и документы. Похоже, милицейские так и не успели разобраться, что паспорта — откровенная липа, прикрытие, изготовленное в авральном порядке.

Выйдя из отделения, мы с Лембергом решаем вернуться к месту взрыва. Там суетятся эксперты, фотографируют выбитые стекла первого этажа. На нас никто не обращает ни малейшего внимания. Мы — обычные зеваки, коих здесь в избытке. Чуть поглазев, мы, как и полагается зевакам, удаляемся…

Следователь и эксперты будут выдумывать собственные версии взрыва, прогремевшего в тихом московском дворе. Если бы я имел возможность, то сообщил бы им следующее: ровно двадцать две минуты назад на некоего гражданина Жукова было совершено покушение при помощи радиоуправляемого взрывного устройства, спрятанного в коробку с мусором. Гражданин Жуков двигался с одного объекта на другой под охраной, которая лопухнулась и самым дилетантским образом позволила ему пройти рядом со злополучной коробкой. По счастливому стечению обстоятельств погибших и раненых нет… Но всего этого я сообщить следствию не имею права.

Спустя еще сорок минут я стою навытяжку перед Комбригом и получаю заслуженный нагоняй. Как старший группы охраны.

— Только не говори мне, что ты не профессиональный телохранитель, а офицер ВДВ, — произносит Комбриг.

— Вы это сами знаете, — отзываюсь я.

— Дерзишь… Это хорошо, значит, не боишься. Ни меня, ни тех, кто вас сегодня хотел подорвать, — усмехается Комбриг.

— Боюсь, — произношу я, не кривя при этом душой.

— Кого? Меня или… неизвестных террористов? — уточняет Комбриг.

— И вас, и их, — только и остается ответить мне.

— Если слегка, то это даже хорошо, — улыбается Комбриг. — Ну тогда слушай! То, что произошло сегодня — ерунда по сравнению с тем, что может быть. Сегодня вас всего лишь напугали. Предупредили, одним словом.

— Очень благородно, — киваю головой. — И что дальше?

— Дальше могут и убить, — в свою очередь кивает Комбриг. — Я это к тому говорю, что среди твоих парней кто-то стучит. Ну, кто-то выдал маршрут вашего движения и успел поставить взрывное устройство.

В самом деле, Комбриг прав. В динамике событий я не успел об этом подумать.

— Вопросы есть? — спрашивает Комбриг, давая понять, что разговор окончен.

— Есть, но вы ведь все равно не ответите, — проговариваю я, сдерживая тяжелый вздох.

— Не отвечу, — соглашается Комбриг.

На этом наша беседа окончена. Я получил информацию для дальнейших умозаключений, задача поставлена. Беречь пуще себя господина Жукова, параллельно вычислить того, кто выдал сегодняшний маршрут…

Ох, как хотелось бы мне задать Комбригу несколько отнюдь не праздных вопросов! Во-первых, с кем мы вступили в противоборство? Кто враг? И, главное, кто такой Жуков, охраняемое нами лицо? Почему и за что его хотят уничтожить? Почему мы, охрана Жукова, не имеем права расшифровываться перед милицией, ФСБ, прочими правоохранительными структурами? Ни на один из этих вопросов человек, именующий себя Комбригом, не ответит. Таковы были условия спецзадания, от которого еще две недели назад можно было бы отказаться…