Бальтазар Гримов

Гной и Кровь

5.08.2023

“Симулякр” (черновик)

Наш путь ведёт в места, где нет места для счастья; наш путь, как долгие объятия, залит слезами, и лишь теплота наших, истерзанных телами, тел на время от смерти спасёт, но достигнут предел — любовь нас убьёт.

Пытка счастьем не для нас: старость выделяется из вас. вы задушили даже нерождённых, из чрева изгоняя доброе дитя, вы наплодили злобой ослеплённых, на слёзы, непременно, не смотря.

Я не знаю границ счастья своего, и я не вижу счастья у других, но глас отчаяния твоего, не разразится громом в них. Мне не заменит ничего прикосновенье губ твоих… Мне не заменит ничего прикосновенье рук твоих… И не заменит ничего мне шёпот слов твоих.

Достигнут предел — любовь нас убьёт; Покидая плен тел, наши веки открылись, наш взор онемел — реки душ наших слились; никто нас не спасёт, никто нас не найдёт: наш путь ведёт в места́, где нет для счастья ме́ста.

В одиноких, сгоревших лесах, и в туманных и тёмных степях, сгустки крови и гноя, пыль истлевших костей, сие пространство заполняя, творят неизбежных гостей, минутным счастьем разбавляя, моря фрустрации и горести своей.

Мы, разочаровались в смерти, мы, разочаровались в жизни; самоубийство, как облик мести, самоубийца — образ слабости. Не преодолеть нам своей участи — созидания греховности.

Истинность любовной лирики я ставлю под сомнение… Осознающего себя мяса сонм — безликие эмпирики, чьё слово — смерти восхваление.

Забудьте обычай — освободите волю, вновь рабской логики случился рецидив; но я, к сожалению, себе не позволю, убогий преступить императив: я беспричинно люблю…

Куда же обратить стиха мотив? Ты слышишь голос мой, но ты самолюбив, и ты нетерпелив, как всякий Червь — ангел земной.

Воспеть делирий заклеймённый патологически обманутым лжецам не по силам даже чтимым мертвецам, но я, замертво будучи влюблённый в тебя, серафим самоспасённый, не отпущу тебя к святым слепцам и от жестокой проповеди счастья тебя уберегу; их речи, покорных зверской морали, слова их тебя изувечат — научат молиться падали; они ненависть свою увековечат: проникни мимолётно в их очаг в нём каждый враг себе, и каждый врагу́ — враг.

Наш путь ведёт в места, где нет места для счастья: наш путь, как долгие объятия, залит слезами. И лишь теплота наших, истерзанных телами, тел, на время от смерти спасёт, но достигнут предел — любовь нас убьёт.

Пытка счастьем не для нас: старость выделяется из вас. вы задушили даже нерождённых, из чрева изгоняя доброе дитя, вы наплодили злобой ослеплённых, на слёзы, непременно, не смотря.

Я не знаю границ счастья своего, и я не вижу счастья у других, но глас отчаяния твоего, не разразится громом в них. Мне не заменит ничего прикосновенье губ твоих… Мне не заменит ничего прикосновенье рук твоих… И не заменит ничего мне шёпот слов твоих.

3.08.2023

…

У животных — лица, у людишек — морды. Каменная улица — пристанище свободы: железная больница, немые пешеходы.

Всех ежедневно лечат, всех ежедневно учат, но я больной и глупый: меня все искалечат снова и опять; меня ходить научат, и я пойду смотреть как правильно болеть.

Всех ежедневно лечат, всех ежедневно учат. Мальчик собрал автомат — он искренне рад, народ рад. А я хожу обратно и назад: я прогулял обряд. Меня напишут на листе, и научат наготе.

Я буду обнажён, я буду, как Святой, я буду восхвалён; я встану стеной, я встану крестом, я стану солдатом.

Настоящий солдат, Я, отрёкся от Святости и стал мучиться от блаженной злости, от звериной грусти, от сакральной глупости, от собственной трусости, от мёртвой своей гордости и нежности, дразнящей свиней.

Всех ежедневно лечат, всех ежедневно учат, я умер: в моём случае медицина бессильна. Знание тривиально. Смерть стабильна.

Меня не смогли вылечить: я невыносимо жив. Меня не смогли научить: я не выпонил норматив. В пристанище свободы все умны и здоровы, все провожают вагоны, все улыбаются: всё получается. Загоны закрыты. Вскрыты вены, сонные артерии перерезаны, вырваны глаза, языки, зубы; уши оторваны, лоскуты кожи сняты; конечности отрезаны, дети отняты, тела сожжены.

Все люди горды, и забыли беды. все люди добры и забыли слёзы, все люди мудры и забыли грёзы, все люди бодры, и забыли сны, все люди юны… никто не дожил. Синие губы, холодные лбы. Каждый забыл. Каждый заснул.

1.08.2023

«Грех»

Как жить, и что такое жизнь? Не говорите, не печальте слух. Когда же отцветёт моя к вам неприязнь… Я собираю в баночку бескрылых мух.

Я наблюдаю за движением, лишённых крыльев, ангелов моих. Я восхищаюсь ихним псевдоразмножением, и удручаюсь их весёлым самопожиранием.

Я наслаждаюсь красотой их лиц, но как проникнуть в душу, в глубину пустых глазниц…? Слёз их блеск градом обрушу, и Грех злобного смеха разрушу. Лишь бы взгляд коснулся глаз. Лишь бы печаль проснулась в нас, и слово не было лишь словом.

Я наслаждаюсь красотой его лица, растленного, невинного глупца. Но предрассветной Тьме не суждено достичь конца, как не суждено постичь мне всю ложь прекрасного лжеца и орто-когнитивную балладу мудреца: он умер на войне, вовне — в борьбе с самим собой, и похоронил Себя в себе.

Со мной наедине, в кромешной темноте, лишённый искренности, ленивый стук больных сердец.

Вашей выдуманной жизни конец, для меня — межвременной Рассвет. Я буду вечно ждать Восход, глядя открытыми руками на Закат — кровоточащий Небосвод.

Культ смерти совершает ритуал — хронический рефлекс-инстинкт. Погибли все, кого я знал. Методом познания реальности субъект избрал трансцендентный аффект. Но аддиктивная иллюзия любви примордиально удобряет бесплодие земли.

27.07.2023

«Yksinäisyys» (черновик)

Заключён в самообман самозабвеньем ребёнок. Не порождённый обречён.

Когда-то был стар, молод стал. Всепрощающий ребёнок нежеланный и не прощённый.

Мёртвая личность внутри, Живая самость в ней. Я или Ты, посмотри, на светлую тень дней, моих потерянных дней… Моя Любовь чище искренней.

Я посмотрю на зверей, и на убитых детей, и в лица… Людей, их нет. Мой ласковый бред создал грозный порыв — на небе возникает сплошной нарыв.

Им жить абцесс мешает: мой гной течёт в их венах. И взгляд мой застревает в их бесконечных стенах.

Всепрощающий, но не простивший Их ребёнок нелюбимый влюбился в стих.

В моих бесконечных слезах, моих невозможных мечтах, лишь отголосок, часть