Елена Костадинова

Недоразумение

Я любила его почти сутки. Точному подсчету это время не поддается из-за моего, практически, невменяемого состояния.

Мы встречались около месяца, но не продвинулись дальше поцелуев. И вот, вчера, наши души открылись друг другу. И все бы могло случиться. Но… Я не умею брать инициативу на себя, увы..

Я любила его в другом конце нашего городишки (мое косноязычие извинительно: влюбленность). Я хотела сказать, что мы с ним жили в разных концах нашего городка. И не знаю, что делал он, а я лежала на диване, глотала слезы. И нос мой краснел и наполнялся. Что вынудило меня специфически высморкаться.

Моя старшая дочь ходила мимо меня, убирая, вытирая пыль, моя окна, смахивая паутину с потолка… Все это делала она, потому что я в состоянии влюбленности ничего не хочу делать по дому (впрочем, как и в других состояниях, но надо…надо).

Моя дочь ходила вокруг и ворчала: «Смотрю я на тебя, мать, и сомнения тяготят меня. В своем ли ты уме»? Этот эпический стиль появился у нее на шестнадцатом году и меня обескураживал. Я в ее годы говорила: «чувак», «сбацать». Ох, сейчас и не вспомнить!

Дочь моя была занята общественно-полезным трудом, а я лежала на диване и обливала слезами янтарное ожерелье, которое мне подарил предмет моей влюбленности. Янтарь был дикий, шершавый, смолистый. На вкус напоминал чуть соленую сосновую иголку. Соленую от моих слез.

Я всю ночь прижимала ожерелье к груди, нюхала, целовала. Он пах его прокуренной квартирой, казался мне живым, его рукой, что так скупо дотрагивалась до меня. И от этого каждое прикосновение становилось драгоценным.

Вчера мы расстались на щемящей ноте. Он меня любит, но не должен, не смеет навязывать мне свою неврастению. Он — благородная душа, затерянная в нашей глухой провинции. И даже моя любовь, вспыхнувшая так внезапно и ярко, не поможет его одиночеству, а может помешать его пути в искусстве. Но расстаться навсегда выше его сил.

Мы рыдали оба. Я потом вспоминала, кто первый начал. Кажется, все-таки я.

Первое, чем я огорошила дочь, придя со свидания, была фраза: «Если он сегодня не повесится, будет очень странно. Я оставила его в таком состоянии»!

На следующий день, благо была суббота, около десяти утра я не выдержала болезненного сжимания моего сердца и, бросив все дела, помчалась к нему. О, он страдает! Наверное не спал ночь, при его-то неврастении.

Я должна успокоить его. Да-да! Я не должна более противиться нашему взаимному чувству! Необходимо предоставить ему все мыслимые доказательства моей любви! (Вот и меня потянуло на эпический стиль).

Он открыл двери свежий, розовый, бритый. И это был первый удар по хрупкому ростку моей неземной любви. Но не последний. Далее удары сыпались методично и уверенно. И росток был сломлен, втоптан в сухую землю. И лежал там мокрым зеленым комочком. А когда мы дошли до моего дома, комочек засох и рассыпался прахом.

Ну, не ожидал он от меня такого неблагоразумия! Ведь мы же договорились, что он придет за мной сегодня вечером. Как я могла прийти днем, ведь напротив его квартиры живут соседи, которые его ненавидят. И, увидев меня, не преминут раззвонить о нашей связи всему городу. Да, он-то понимает, что связи, как таковой, еще нет. Но поди, докажи им. Кому? Да всем им, кто его ненавидит и кого ненавидит он.

Предмет моей неземной влюбленности обладал хорошо поставленным голосом, звуками которого я прежде упивалась. Обладал он также красноречием. И когда поток, водопад слов сыпался на меня, трудно, а порой и невозможно, было вставить слово.

Его ворчливый настрой не могли остановить мои робкие попытки оправданий.

Я — взрослая женщина, которая должна уметь делать все, а у меня в квартире не сделан ремонт.

Брови мои пошли вверх а глаза округлились. Ремонт?!

Чего я, спрашивается, жду? Уж не думаю ли я, что он будет делать мне ремонт? Не бывать этому!

В состоянии моей влюбленности трудно было воспринять все, что мне говорилось. Но про ремонт я поняла и заикнулась, что вовсе не рассчитывала на его помощь. Что вообще про ремонт не думала, что мною никакой ремонт никогда не делался и…

Каждый человек должен выполнять свои обязанности. Безапелляционно продолжал он. Вот его бывшая жена всегда сама делала ремонт. Это самое настоящее женское дело. И еще. Почему я покупаю чай в дорогом магазине? В наше время вообще нужно прекратить пить чай и кофе, чтоб не вылететь в трубу. Потому что эти напитки вредны и дороги.

Я уже пожалела, что живу так далеко. Потому что далее шел разговор о его отвратительной, развратной жене. О друзьях, которым всем от него что-то нужно. Но нееет! Не на такого напали!

Мы мило простились и договорились встретиться завтра в два пополудни. Целуя его у своего дома в бритую щеку (О, мои соседи!) я припоминала, во сколько завтра едет автобус на море. Кажется, в восемь утра. Обратный вечером, около шести. Надо приготовить купальник.

Поднимаясь по лестнице я думала: «И чего это мы вчера так рыдали. Ну, он неврастеник, а я то?»

Дома мне под руку попался янтарь. Я дотронулась. Камень совсем не казался живым. Просто бусы.