Виктория Миско

Уйти отсюда

Just stop your crying

It’s sign of the times.

We gotta get away from here

We gotta get away from here*

«Sign of the Times», Harry Styles

Все девять месяцев мама Ули слушала саундтреки из индийских сериалов и мечтала о дочке с иссиня-чёрными глазами и улыбкой, перед которой никто не сможет устоять. Ей было очень важно, чтобы она была красивой, но непременно скромной. И чтобы хорошо училась в школе. Это важно.

Папа Антона слушал аудиокниги в жанре фэнтези и мечтал, что его сын станет атлетичным парнем с низким голосом. И профессия у него будет связана с космосом. «Узнаешь, есть ли у нас будущее», — говорил он.

Но (странно ли это?) ни Уля, ни Антон не оправдали ожиданий своих родителей.

У Ули были красивые голубые глаза, но она отталкивала людей усмешкой в голосе и полупрозрачными топами, а Антон бросил школу после восьмого класса и целыми днями сидел в отцовском гараже, разбирая и собирая старую технику.

И они стали бы совсем похожи на своих родителей, если бы ни песня Гарри Стайлза, облепиховая настойка и то, что Уля и Антон почему-то поверили друг другу. Хотя это было уже не модно, давно не модно.

Уля была уверена, что только настойка может помочь, поэтому открутила крышку и сделала ещё один глоток. Горло обожгло, но это было приятно. Хотя бы пару секунд думать только о том, как реагируют клетки эпителия, выстилающего горло изнутри, на эту гадость. Она сделала музыку в наушниках погромче.

— Не тяни, — попросил Антон и подошёл ближе.

Круглый толстостенный плеер лежал у их ног, на холодном бетоне, и давал начало одной и той же песне в наушниках. Один провод тянулся к правому уху Ули, а второй — к левому Антона. Уля выставила руку перед собой и прищурилась, разглядывая красную полосу света на горизонте. Замерший город, пустое шоссе и чёрные мусорные мешки у обочины скрылись за её ладонью, как будто их не было. Если бы.

Антон смотрел на город, и Уля видела, как он полной грудью вдыхает спёртый воздух. От этой гари саднило горло не хуже настойки, и поэтому Уля сделала ещё один глоток и передала бутылку Антону.

— Спасибо, — кивнул он.

— Напомни, зачем тебе сдался диджейский пульт?

— Я люблю собирать и разбирать технику, и диджейского пульта у меня ещё не было. Так и наткнулся на твоё объявление.

Уля кивнула. Если бы Антон искал клетку для попугая или массажный коврик, то тоже бы наткнулся на Улю. Это судьба. И непреодолимое желание Ули расхламиться, конечно.

— Легче? — кивнула она на бутылку.

— Ну, такое. Сойдёт.

— Сделай погромче, пожалуйста, — Уля потянула за наушник, и Антон увеличил громкость и заодно поставил песню на повтор.

«Just stop your crying, It’s sign of the times. We gotta get away from here. We gotta get away from here».

Антон посмотрел на полоску красного света на горизонте и подумал о папе. Он мечтал, что Антон станет астрофизиком и ответит на вопросы о будущем, на которые не могли ответить авторы его любимых книг. Антон подумал, почему ему самому никогда об этом не мечталось.

Ах да, мечтать уже давно было не модно. Тем более, о каком будущем речь? Его просто больше нет, папа.

Тогда Антон посмотрел на красный бюстгальтер Ули, который просвечивался сквозь её полупрозрачный топ. Может быть это было самым банальным воплощением жизни? Почему ему не мечталось хотя бы об этом?

— Как ты мог перепутать этажи и оказаться на крыше? В объявлении было написано, что этаж четвёртый.

Антон пожал плечами. Если бы не перепутал, то не нашёл бы Улю с полупустой бутылкой облепиховой настойки. Очень невкусной, но очень кстати.

— Передай маме, что её настойка отличная.

— Да, конечно, — ответила Уля и посмотрела вниз.

Широкое шоссе и ни души. И только тёплый воздух щекочет ноги.

— Как бы ты назвал своих детей?

Антон посмотрел на Улю и улыбнулся, но она была серьёзной и повела бровью в ожидании ответа.

— Как-нибудь безумно, например, Добро или Мир. Какая разница, если этих детей никогда не будет?

Уля и Антон одновременно посмотрели на горизонт и постарались разглядеть в зареве новые оттенки красного: чуть-чуть бордового, поменьше алого, как кровь.

— Добро и Мир. Действительно, безумно.

— Зачем ты меня остановил?

Уля чувствовала, как гравитация и бессмысленность тянут её вниз, но песня в наушниках не давала сделать этот последний шаг. Антон включил её снова. Зачем?

— Просто захотел с кем-то послушать мою любимую песню.

«Напоследок», — хотел сказать он, но передумал.

— Ты странный.

Когда песня подходила к концу, Уля начинала чувствовать раздражение. За то, что Антон никак её не отпускает, за то, что эти провода тянутся из их ушей к круглому монстру у самых ног, который всё извергает и извергает музыку. Снова и снова. Ей оставался всего один шаг, и всё — впереди были бы и встреча с мамой, и встреча с Соней, которая утонула, когда им было 7 лет.

Но нет, тут дверь на крышу открылась и появился Антон — запыхавшийся, с алыми щеками. Он на секунду испугался, замер. Уля решила, что прямо сейчас он закроет дверь с другой стороны и постарается забыть всё, что видел. Будто бы не было ни Ули, ни её неуместных чувств. Так поступали все до него. Просто закрывали Улю ладонью, чтобы не видеть, чтобы было поудобнее жить. «Жизнь и так сложная, а тут ещё ты», — часто думали, реже — говорили вслух.

А потом песня начиналась заново, и Уля снова верила, что справится, что алая полоска света так до неё и не доберётся, что Антон пришёл, чтобы вытянуть её к жизни. Он и есть — жизнь. Нелепый, неуклюжий, перепутал этажи, а ведь в объявлении было написано, что диджейский пульт продаётся на четвёртом, а не на крыше. Ведь на крыше Уля. Тут он её и нашёл.

— Ну что?

Песня началась заново, и Антон осмелел, взял Улю за запястье и осторожно потянул назад.

— Пойдём?

Уле захотелось взбрыкнуть, дёрнуть плечом, даже толкнуть его туда, вниз, на это безлюдное шоссе. Никто не заметит, никто не узнает. И он уже так близко подошёл, и смотрит этими своими карими глазами, и улыбается. Осторожно, но не обидно. Тянет, тянет.