Первый тур Марлезонского балета!

Распорядитель танцев

Норд-норд-ост, упорный, как английский бульдог, впившийся в хозяйский ростбиф, дул третьи сутки кряду, мешая “Дерзновению” устремиться к берегам Альбиона. То ли Господь в столь наглядной форме пытался высказать неудовольствие планами нашего бравого капитана, то ли судьба, самая хитроумная из всех игроков, еще намеревалась высветить один-другой туз из рукава, внося оживление в и без того опасную забаву. Как бы то ни было, отчаявшись маневрировать галсами против ветра, Уолтер Рейли отдал приказ лечь в дрейф, дожидаясь милости от природы. Между тем ветер дул, не сбавляя силы. Зеленые волны Атлантики, точно слепцы, лишенные поводыря, с грохотом бились лбами о крутой борт фрегата, горькими слезами опадая по просмоленным доскам, тысячами мельчайших капель взлетая к окнам кормовой надстройки, точно норовя подслушать беседу хозяина корабля и его “сановного пленника”.

В этой неспешной, лишенной светских условностей беседе коротались долгие тоскливые часы ожидания, бесившие моего отчаянного соратника по реймской авантюре. Слушая мои признания в том, что я не Генрих Наваррский, а лишь его брат-близнец Шарль, корсар ее величества согласно кивал, но, похоже, веры моим речам у него не было. Впрочем, насколько я мог узнать сэра Уолтера, он вообще не был склонен верить во что бы то ни было. В отличие от моего дорогого “братца”, решившего не смущать и без того обалдевших от чехарды с королями французов, он лишь пожимал плечами, не потрудившись выказать хотя бы дежурное удивление. Куда как более его заинтересовала весть о странной, я бы даже сказал, необычайной гибели последнего Валуа во дворе церкви в Пайене.

Дьявол побери! Просто аж обидно!

– Так, значит, Генрих III мертв? – задумчиво поглаживая удивленно вскинутую бровь, переспросил Рейли.

– О да, – разглядывая колеблющуюся от качки кроваво-алую поверхность бордосского вина в серебряном кубке, кивнул я.

– Уолли! Там же ж такое было! – поспешил оживить мое скудное “о да” красноречивый Лис, дорвавшийся наконец до напитков более серьезных, чем составляющие гордость Франции плоды виноградной лозы. – Жмуры из стен повылазили, все в железе, главный вообще с флагом. Кипеж поднялся, как на базаре, когда карманника лупят. В общем, подымите мне веки, отведите мне руки. Ну, король, понятное дело, молиться передумал, дернулся было к двери, но тут пуля просвистела – и ага!

– Что “ага”? – удивленно переспросил гостеприимный хозяин, списывая языковые вольности моего адъютанта на выкрутасы хваленого французского велеречия.

– Тю ты странный! – Шевалье д'Орбиньяк постучал себя пальцем по лбу. – “Ага” в данном контексте означает гаплык. Напрочь и навзничь. Наповал, одним словом!

– Тогда выходит, – неспешно проговорил Рейли, вычленяя главное из кружевной вязи Лисовских словес, – корона Франции принадлежит вам. – Он ухватил себя за ус и начал задумчиво пощипывать его, точно норовя выдернуть дюжину-другую волосков. – То есть не вам, а вашему брату. Ну да все едино.

– И вовсе не едино… – попы тлея восстановить историческую справедливость я, но пафос моего протеста был смазан самым бесцеремонным образом.

– Сэр! – В капитанскую каюту, едва постучавшись, ворвался помощник вахтенного офицера с абордажной саблей наголо. – На горизонте вымпелы – четыре испанца!

Задумчивый взгляд корсара блеснул сталью, точно кто-то стремительно выхватил шпагу из разукрашенных блестящей мишурой ножен.

– Что за корабли? – теряя интерес к злокозненной судьбе французского трона, проговорил он, неспешно поднимаясь с места.

– Пока не видно, сэр! – отчеканил гонец, внезапно становясь во фрунт от хлесткого, будто удар бичом, вопроса молодого капитана.

И то сказать, посыльный был примерно раза в полтора старше Рейли и, по всему видать, куда опытнее в морском деле, чем его бравый, но до недавнего времени вполне сухопутный командир. Однако почтение, если не сказать трепет, который этот старый пасынок узких морей испытывал перед Уолтером, казалось, отнюдь не было заурядным проявлением субординации. Прикажи сейчас Рейли прыгнуть за борт, и ничего не смогло бы остановить этого обветренного всеми возможными ветрами морехода.

– Что ж, идем взглянем, кого там черти прислали. И спрячь саблю! Еще никому не удавалось взять на абордаж четыре корабля одновременно! Прошу извинить меня, господа. – В единый миг становясь из грубого вояки насмешливо-изысканным вельможей, он развел руками. – Я вынужден вас оставить. Сами понимаете, необходимо подготовить достойный прием гостям.

Не было его минут десять. Быть может, меньше. Минуты напряженного ожидания тянутся долго. Когда же он вновь появился в дверях капитанской каюты, на долю секунды обгоняя грохот собственных шагов, в нем не было уже ничего от того светского повесы, который не так давно коротал время, развлекая себя и нас непринужденной беседой.

– Ваше величество!.. О, проклятие, мессир! – с порога выпалил он, смеривая нас быстрым взглядом. – Да и вы, месье Рейнар, вы же выросли в Наварре, стало быть, владеете испанским языком.

– Ну дак ясен пень! – с неподдельным аристократизмом прирожденного идальго гордо изрек Лис. – Мучачо бесами мучась! Нам ли не знать!

– Вот и прекрасно.

– Насколько я могу понять по вашему возбужденному состоянию, наше положение весьма незавидно, – начал я.

– Возможно, сир, вполне возможно, – нетерпеливо постукивая носком сапога по ковру, устилавшему пол каюты, хищно ухмыльнулся Рейли, – Об этом мы узнаем после драки.

Дверь нашего обиталища отворилась с печальным скрипом, и в нее, кряхтя от натуги, протиснулись уолтеровские головорезы в количестве двух весьма примечательных экземпляров. Сундук, который они волокли, судя по вычеканенному на крышке гербу рода де Силва, вероятнее всего, достался Уолтеру по наследству от прежнего хозяина “Дерзновения”. Вместе с кораблем.

– Надеюсь, монсеньор принц, – корсар склонился в глумливо куртуазном поклоне, – ваше высочество не откажет в любезности поучаствовать в небольшом, но весьма увлекательном маскараде. Для вас, шевалье, в нем тоже найдется роль.

– `Ну все!`– раздался на канале связи страдальческий голос Лиса. – `Так я и знал! Опять старушка мать не прижмет к груди героя. Опять маскарады, увеселения, танцы до упаду, фейерверки с неминуемым разрушением исторических памятников. Па всякий случай предупреждаю, Вальдар. Если хочешь, запишу тебе на бумажке и зашью в подкладку: ты не Шарль Бурбон, герцог де Бомон, брат-близнец Генриха Наваррского, ты сотрудник Института Экспериментальной Истории и наша миссия в этом мире, как я думал три дня назад, уже закончена. Честно говоря, я был бы рад и дальше упорствовать в этом заблуждении` .

Я метнул на Рейнара укоризненный взгляд. Конечно, прошлогодние злоключения: взрыв в Лувре, моя контузия, повлекшая потерю памяти и невольное самозванство, подбросившее в колоду политических карт Европы еще одного короля, были непростым испытанием для нас обоих. Но все это уже позади, и теперь я не менее своего друга желал возвращения к родному очагу. Не моя вина, что вместо люгеpa[2], который должен был подобрать нас в море и доставить к месту камеры перехода, нам попался рыскающий в поисках добычи королевский корсар. Вернее, это мы попались. Причем весьма основательно.