* * *

– Главное участие, – ухмыльнулся сын.

Никто ему не ответил. Мама, многозначительно поджав губы, размешивала сахар в чае, и Георгий подумал, что нынешние дети все-таки совсем другие. Или через поколение пронизывающая сила взгляда ослабевает?

Он отодвинул чашку и промокнул губы салфеткой.

– Этот лозунг оставь, пожалуйста, для неудачников, – сказал Георгий, – настоящий мужчина должен стремиться к победе.

– Ну не срослось, так что ж теперь? – Сын подтянул к себе тарелочку с колбасой и, увидев, что нарезанные кружочки закончились, взял нож и отхватил себе довольно толстый кусок.

От мамы повеяло холодом.

– Интеллигентность человека, – сказала она значительно, – видна по тому, насколько толсто он режет колбасу.

– А зависимость прямая или обратная?

– Безусловно, обратная, Алексей. Колбасы вообще не должно быть в рационе культурного человека, и мне очень жаль, что, приходя к вам, я всякий раз вижу ее на столе.

Сын засмеялся и стал есть свой некультурный бутерброд.

Георгий нахмурился.

– Твоя развязность неуместна, – процедил он, – а что ж теперь делать, я тебе сейчас скажу. Ты должен тщательно проанализировать свои действия, понять, в чем ошибся, что упустил и что необходимо предпринять, чтобы в следующий раз победить. Не впадай в отчаяние от поражения, но извлекай из него уроки.

Пылко обещав извлечь, Алексей вскочил из-за стола с недоеденным бутербродом в одной руке, другой зачерпнул из вазочки конфет и умчался к себе в комнату.

Мама неодобрительно покачала головой.

– Все-таки без матери он сильно распустился, – вздохнула она, – ты потакаешь ему, а кончится тем, что он начнет спекулировать на своем сиротском положении, если уже не начал.

– Мама, не волнуйся, он неплохой парень.

– Но ведет себя как неандерталец. Карина все-таки держала его в руках, а ты…

Она встала, легонько коснувшись его плеча, и стала убирать со стола. Георгий с удовольствием наблюдал за ее точными ловкими движениями. После рождения сына он привык называть маму бабушкой, но слово это совершенно к ней не подходило. Бабушки уютные, сдобные, с седым пучочком, а мама быстрая и сухопарая, как стрекоза.

– Все равно он вышел бы максимум на городскую олимпиаду, а это ничего не дает в плане поступления, – сказал Георгий тихо, чтобы сын не расслышал.

– Помни, что в нашей семье не принято признавать поражение еще до того, как вступил в борьбу. Кстати, ты не звонил Анечке Сергеевой?

– А кто это?

– Ну как же, сынок! Дочка Анатолия Михайловича, за которой ты так явно ухаживал на юбилее Томашевского.

Георгию пришлось сделать небольшое усилие, чтобы вспомнить Анечку.

– Мама, я просто старался быть вежливым.

Она улыбнулась:

– Не лукавь, сынок. Всем было видно, что она понравилась тебе, и это неудивительно. Аня – чудесная девочка!

– Вот именно девочка.

– Ей тридцать пять лет, Георгий, так что твой интерес не покажется чем-то… – Не найдя подходящего слова, мама пошевелила пальцами. – В конце концов, после гибели Карины прошел целый год.

– Всего год.

– Георгий, никто не требует, чтобы ты завтра же сделал предложение, но сводить даму поужинать ты, безусловно, можешь. Я говорила с Танюшей, она не возражает, если ты проявишь активность, а раз мать девушки не против, то другие тебя точно не осудят.

Георгий обещал позвонить Анечке. Мама тут же извлекла из сумки свой мобильный и заставила записать телефон девушки. Георгий со вздохом покорился.

Проводив маму до машины, он вернулся домой и помедлил на пороге. Надо бы зайти к сыну, обсудить его поражение на олимпиаде по английскому языку и принять необходимые меры. Или заставить его заниматься больше, или взять репетитора. Мама права: не всего год, а целый год. Пора уже учиться наравне с другими, потому что выпускной класс. Сын вступает во взрослую жизнь, в которой никому не будет интересно, что у него умерла мать. Алеша должен понять, что оправдания вообще никто не станет слушать, а просто всё новые и новые двери будут захлопываться у него перед носом, если он не приложит максимум сил.

Георгий сделал шаг к комнате сына, но отчего-то застыл перед зеркалом. Пригладил волосы, жесткие и густые. Даже в неярком свете одинокой лампочки над входной дверью было заметно, что седины прибавилось, особенно на висках. Макушка еще черная, а виски – белые, будто не голова, а крыло какого-нибудь стервятника. Георгий знал, что похож на черта, но нравится женщинам, так что Анечка, скорее всего, не обидится, если он куда-нибудь ее пригласит.

Он взялся за ручку двери, но услышал приглушенный голос сына и остановился. Пусть общается с друзьями.

Воспитанием ребенка и вообще всеми семейными делами занималась Карина, и теперь, оставшись вдвоем, отец и сын не знали, что сказать друг другу. Хорошо, что мама помогает Алеше справиться с утратой, но этого, наверное, все-таки мало. Мама права, мальчик становится развязным, невнимательным, да и просто невоспитанным. Разве при Карине можно было себе представить, чтобы он без спроса выходил из-за стола с едой в руках? Да ни в коем случае! И тут отцу бесполезно проявлять строгость, потому что хорошим манерам мужчина учится только рядом с женщиной.

Георгий прошел к себе и сел за компьютер, собираясь поработать, но перед глазами вдруг возникло лицо Ани и заслонило строки рапортов и докладов. Действительно, он тогда весь вечер развлекал Анечку Сергееву не только из вежливости.

Откинувшись на спинку кресла, Георгий зажмурился, вспоминая невыносимо скучный юбилей, на который он не хотел идти, но мама настояла. Очень может быть, именно для того, чтобы обеспечить незамужнюю Анечку кавалером. Георгий и раньше встречал Сергееву на таких масштабных мероприятиях, как свадьбы, юбилеи и похороны, но он был женатый человек, не приглядывался к девушке, хотя замечал, что она очень мила, и тут же забывал о ней до следующего торжественного сборища.

У Томашевского их посадили рядом. Аня улыбнулась ему открыто и ласково, он выдавил из себя что-то светское и хотел этим ограничиться, но неожиданно для обоих у них завязался увлекательный профессиональный разговор. Аня служила старшим помощником прокурора по связям со средствами массовой информации, а он – начальником ОРЧ[1] собственной безопасности ОВД, так что им было о чем поговорить.