Игорь Нарский, Наталья Нарская

Незаметные истории, или Путешествие на блошиный рынок. Записки дилетантов

Организаторам и любителям блошиных рынков, а также всем, кого не оставляют равнодушными старые вещи, их истории и тайны

ПАМЯТИ МАННИ: ПОЧТИ ДЕТЕКТИВНОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ (И. Нарский)

У него… раньше были большие планы на будущее, но он никогда не смог продвинуться дальше… блошиного рынка, этого места свалки не только старья и ветоши, но и целых человеческих жизней.

Рихард Свартц[1]

Погожим воскресным утром 29 апреля 2018 года я еду на работу. Университет Людвига и Максимилиана – это недалеко. Через четверть часа, проехав на велосипеде сонными улицами и миновав гулкие коридоры, я вхожу в свой кабинет. Хорошо, что улицы пустынны и в университете ни души. Я решился на шаг, который требует душевного равновесия, сосредоточенности и уединения. Не хотелось бы, чтобы кто-то отвлек меня разговором или хотя бы приветствием.

Я сажусь за рабочий стол, нахожу в записной книжке айфона внесенный туда накануне телефонный номер, включаю диктофон, кладу его рядом со стационарным телефонным аппаратом, переключаю телефон на громкую связь и медленно набираю номер, по которому никогда не звонил. После нескольких долгих гудков звучит очень знакомый, несколько отрывистый, но хорошо поставленный бас-баритон:

– Добрый день! К сожалению, в настоящий момент я недоступен. После звукового сигнала оставьте свой номер телефона, я перезвоню. Большое спасибо за ваш звонок. До свидания!

Я кладу трубку, не дожидаясь звукового сигнала, прослушиваю сделанную запись, жду, когда перестанет колотиться сердце, запираю кабинет и спускаюсь на улицу. Отъезжая от университета, я обращаюсь к самому себе:

– Теперь пути назад нет. Теперь я должен это сделать.

* * *

Я – Игорь Нарский, инициатор переосмысленного в тот весенний день проекта, захватившего со временем и мою жену Наташу. Я – один из соавторов этой книги. В ней каждый из нас будет говорить от своего имени, от первого лица. Во множественном числе будут излагаться наблюдения, настроения, мысли и действия, основанные на нашем совместном опыте. Кроме того, местоимение «мы» будет фигурировать там, где один из авторов приглашает читателя к совместным усилиям, подразумевая «я и вы, читатель», «мы с вами».

В тот апрельский день я окончательно решился на очередной исследовательский проект, о котором начал размышлять несколько лет назад. Изначально я задумал небольшой текст о блошиных рынках, вернее, об их обитателях и циркулирующих там предметах. Необычными в новом проекте были два момента. Во-первых, он задумывался не столько как научный и исторический, сколько как литературный по стилистике и этнологический по методологии[2]. Во-вторых, он для меня был и остается экзистенциально важным: я не мог от него отказаться, я рассматривал и рассматриваю его как миссию, которую я добровольно принял и которую за меня никто не выполнит. Отсюда такой драматичный, почти детективный зачин. Однако обо всем по порядку.

С некоторых пор я стал заядлым посетителем блошиных рынков тех городов и стран, в которые меня как историка – преподавателя и исследователя – забрасывала судьба. Несколько лет назад выяснилось, что эту страсть со мной самозабвенно разделяет моя жена – соавтор этой книги.

Старые вещи, попавшие на блошиный рынок, как правило, неизвестно откуда, чтобы исчезнуть в тот же день в неизвестном направлении вместе с неудачливым продавцом или удачливым покупателем, являются носителями историй – историй о том времени, когда они были произведены, и о тех людях, которые их произвели, ими владели и пользовались. Но истории эти, если речь не идет об уникальном предмете музейного уровня, снабженном экспертным заключением, как правило, остаются неизвестными за пределом приватного круга семьи и друзей или доверительного сообщества собирателей, а сами вещи сохраняют анонимность. Тем не менее опытные торговцы с удовольствием рассказывают о них истории собственного производства, порой весьма убедительные. Оно и понятно: вещь с историей продается лучше и дороже, поскольку история тоже чего-нибудь да стоит.

Именно опыт блошиного рынка подал мне лежащую на поверхности первоначальную идею: придумать и рассказать истории невыдуманных, реальных вещей. Предметы стали бы поводом для рассказов, в которых исторический контекст соответствовал бы уровню современных научных знаний, а конкретные истории конкретных вещей – уровню опыта, эрудиции и развитости воображения автора. Пока количество предметов с блошиного рынка, достойных описания, было обозримым, воплотить эту идею в текст казалось относительно легко.

Ил. 1. Маннфред Герман Вальтер (1942–2018). Единственный сохранившийся снимок с ним

* * *

Несколько лет назад я на целый год оказался в Мюнхене, чтобы работать там над книгой о советской танцевальной самодеятельности[3]. И довольно скоро освоился с местным ландшафтом многочисленных блошиных рынков – и в городе, и в пригородах. Один из них я посещал чаще других и поэтому завел несколько шапочных знакомств с его посетителями.

С одним из местных торговцев я общался теснее. Высокий, крепко сложенный мужчина лет семидесяти, с проницательными светлыми глазами, большим рыхлым носом, несколько отрывистым, иногда словно бы лающим голосом и шапкой русых волос, сразу же привлекал внимание и располагал к себе (см. ил. 1). Он предлагал интересные предметы старины и украшения, о которых готов был подробно и вдохновенно рассказывать, честно указывал на изъяны своих товаров, удивлял умеренными ценами и готовностью идти на щедрые уступки. Все звали его Манни.

Около его прилавка вечно толпились люди. Помимо интересующихся разложенным на продажу, здесь были и те, кто показывал ему только что приобретенное у других торговцев с просьбой об экспертизе: провести датировку, установить страну происхождения того или иного предмета, а также проверить пробы золота и подлинность драгоценных камней ювелирных украшений. Я ни разу не видел, чтобы он кому-нибудь отказал. Скоро и я оказался среди его покупателей и заказчиков экспертизы.

Была и третья группа: те, кто заходил к Манни по-дружески поболтать за чашкой кофе, послушать его бесконечные истории и насладиться его неисчерпаемым чувством юмора. В этот круг я не входил. Моя попытка установить личные отношения с ним оказалась неудачной по моей вине: я не знал правил коммуникации на блошином рынке. Люди общаются здесь на «ты», а если хотят познакомиться, называют только свое имя.

Вместо того чтобы прибегнуть к этой общепринятой практике знакомства, я протянул ему свою визитку, создав тем самым непреодолимую дистанцию между нами. К профессорам в Германии все еще относятся как к небожителям. С этого момента в течение лет трех он обращался ко мне не иначе как «господин профессор». В группу друзей-собеседников Манни я вступил лишь одной ногой, и мне уже никогда не стать его задушевным собеседником: 29 апреля 2018 года, когда я впервые позвонил ему, мне было заведомо известно, что он не сможет ответить на мой звонок и не перезвонит мне. В тот момент Манни уже почти два месяца не было в живых.

* * *

Мы познакомились с Манни в субботу, 8 ноября 2014 года. Эту дату мне было нетрудно восстановить, поскольку накануне мы с Наташей вернулись из Инсбрука, где пару дней гостили у друзей. В день отъезда мы зашли к знакомому антиквару, и нам приглянулись старинные женские карманные золотые часы, цена на которые показалась нам завышенной. Мы решили обуздать азарт и набраться терпения до следующего дня, который обещал начаться с одного из мюнхенских блошиных рынков.

В тот солнечный ноябрьский день Наташа присмотрела английский сервировочный прибор для подачи рыбных закусок. Цена была приемлемой. Я уже вытащил стоевровую купюру для оплаты, но почему-то снова сунул ее без портмоне в один из многочисленных карманов куртки. И не сразу смог опять найти ее. Продавщица долго наблюдала за моими судорожными телодвижениями и растущим волнением, а затем предложила занести деньги в другой раз. Именно в этот момент я нашел купюру и протянул ей. У нее не оказалось сдачи. Это тоже одно из правил рынка: на него нужно приходить