Антология Сатиры и Юмора России XX века

«Марк Розовский»

Том 51

АНТОЛОГИЯ САТИРЫ И ЮМОРА РОССИИ XX ВЕКА

Марк Розовский

Сёрия основана в 2000 голу

C июня 2003 г. за создание «Антологии Сатиры и Юмора России XX века» издательство «Эксмо» — лауреат премии международного фестиваля «Золотой Остап»

Редколлегия:

Аркадий Арканов, [Никита Богословский], Владимир Войнович, Игорь Иртеньев, проф., доктор филолог наук Владимир Новиков, Лев Новоженов, Бенедикт Сарнов, Александр Ткаченко, академик Вилен Федоров, Леонид Шкурович

Главный редактор, автор проекта Юрий Кушак

Дизайн обложки Ахмед Мусин

Фотоматериалы — из личного архива автора

Ванька-встанька

Так называл Марка Розовского наш общий учитель по классу драматургии Алексей Николаевич Арбузов. Он имел в виду театральную судьбу Марка, но это касается всей его линии жизни. На поверхности она может выглядеть ломаной, зигзагообразной, с причудливыми извивами и неожиданными поворотами. Но ее подземный, подводный, что ли, вид — абсолютная прямая. Выйдя из точки А Розовский непременно приходит в точку Б. Один чиновник, управляющий культурой, когда-то сказал о нем так: «С Розовским невозможно иметь дело, что-то ему пытаешься втолковать, он кивает, а потом делает все по-своему. Беспринципный человек!» По сути, Арбузов говорил то же самое, но — с восторгом: «Я восхищен ванькизмом-встанькизмом Марка!» В этом термине можно увидеть вообще судьбу скомороха (читай: сатирика) в России. Сколько бы толстый городовой ни лупил Петрушку по голове, он снова и снова появляется над ширмой кукольного театра.

Студию «Наш Дом», которую Марк вместе с Аксельродом и Рутбергом основал, закрывают — бац! — удар… В журнале «Юность» публикуется пародия Розовского «С кого вы пляшете балеты?», тут же с трибуны съезда ее разносит «румяный комсомольский вождь» Павлов — бац! — нокдаун…

Розовский участвует в нонконформистском альманахе «Метрополь», вышедшем на Западе, — бац! — нокаут… Но каждый раз Марк поднимается и снова готов к бою. Наконец, выбившееся из сил начальство машет рукой — оставьте этого Розовского, ну его к бесам, пусть делает, что хочет. И по сей день он занят исключительно этим.

В юморе фигура Марка Розовского занимает особое место, он существует там в двух ипостасях: во-первых, как писатель, автор острых юмористических рассказов и злых сатир, во-вторых — как деятель жанра. В начале шестидесятых происходил знаменательный литературный процесс: в уголках сатиры и юмора, которые имели тогда почти все газеты и журналы, стали появляться новые молодые авторы, вышедшие из студенческих капустников. Как раз в это время Розовский, работая в уже тогда знаменитом журнале «Юность», собрал этих еще незнаменитых авторов вокруг себя и своего отдела сатиры и юмора с незамысловатым названием «Пылесос». Почти все нынешние классики жанра были в этой компании: Арканов, Горин, Хайт, Курляндский, Успенский… Сам Розовский к этому времени уже имел литературное имя и опыт публичных выступлений, кроме того, в этой когорте он единственный, кто имел гуманитарное образование, и бывшим технарям были полезны замечания и советы такого редактора.

В те золотые и жестокие времена юмористы одной сплоченной компанией шли на штурм цензурных барьеров. Предметом особого спорта тогда было автору написать, а редактору пробить произведение, в котором начальство видело лишь безобидную тему, а после публикации выяснялось, что в подтексте скрыто нечто большее. Так произошло с пародией на школьное сочинение «Бабизм-ягизм в наши дни». На долгие годы она стала визитной карточкой Розовского, менялись поколения школьников, а смех в зале, когда он читал пародию, не утихал. Это произведение даже снискало академические лавры: в своей книге «Живой, как жизнь» маститый Корней Чуковский анализировал «Бабизм-ягизм» как яркий пример новояза. Усложнялись времена — усложнялся и юмор. Сохраняя внешние смеховые качества, он становился более глубоким. Марк был одним из первых, кто за отдельным смехотворным фактом пытался разглядеть систему со всем ее идиотизмом и опасностью для жизни. Это было уже серьезно. Есть у Розовского цикл рассказов «Тормашки», а в нем миниатюра «Про гвоздь», с нее, кажется, цикл и начался. Рассказик вроде бы на фельетонную тему — о воровстве. Начиная со стандартной и даже невинной для России ситуации: украли гвоздь, автор постепенно доводит ее до гротеска. И вот уже — украли завод, и ничего, страна живет дальше, потери не заметив… Тут уже гротеск переходит в «гротеск» — слово ругательное в устах редактора, от которого зависела публикация. Поэт Борис Слуцкий, которому рассказ понравился, подарил Марку большой гвоздь и сказал, что если он и впредь будет писать так, то тяжелая жизнь в искусстве ему гарантирована. Как в воду глядел… Однако в качестве постскриптума заметим, что по прошествии времени фраза «украли завод» потеряла привлекательность фантастики и перешла сегодня в рубрику скучных теленовостей. «Гротеск», еще в прошлом веке так смело подмеченный прозорливым автором, стал бытом. Примерно в эти времена «Литературная газета» учредила премию

«Золотой теленок» за лучший рассказ года, и дважды Розовский становился ее лауреатом.

Постепенно юмор и сатира переставали быть лишь наполнителями уголков в конце печатных изданий и все больше и больше обнаруживали в себе качества литературы.

Даже родился такой термин — «ироническая проза», который, сдается мне, был придуман Василием Аксеновым, во всяком случае, он был для нас эталоном.

Розовский написал несколько таких рассказов, но полнее всего новое литературное качество писателя проявилось в пьесе «Целый вечер как проклятые», где абсурдистский юмор и его спутник юмор черный, варьируясь и сгущаясь, превращали одноактовку в философскую притчу о механичности и пошлости нашего бытия. Это была первая советская (дело было аж в 1962 году) пьеса театра абсурда, написанная на современном отечественном материале. Абсурдистский театр у нас был побиваем и искореняем, но как никакой другой годился для показа советского образа жизни. Муж и Жена приходили в гости к Супругу и Супруге, и начинался треп на любые темы: о сослуживцах, о телевидении, о продуктах, о деньгах… Стремительный диалог приобретал некий ритм, обессмысливался бесконечными повторами, идиотическими паузами, лихорадочными ускорениями. На глазах живые люди становились какими-то призраками, зловещими фантомами — без лица, без судеб, без чувств. Авторам, которые вслед за Розовским пробовали писать подобные пьесы, редакторы и завлиты возвращали их со словами: «Это Ионеско какое-то». Сравнение с королем театра абсурда для любого драматурга было бы почетным, у нас