Диверсант в городе

Пролог

Очнулся я непонятно где. Стены белые, на потолке акустические панели с точечными светильниками. Лежу на койке. В вену воткнута капельница. Рядом стоит медицинская аппаратура. Палата интенсивной терапии, что ли? По крайней мере, похоже. В помещении я один. Где-то гудит кондиционер. Лежу на спине, накрытый простыней, в ушах стоит звон, соображаю плохо. Голова кружится, в глазах все плывет. Напрягаю волю. Постепенно выясняю, что левая нога находится в гипсе, а на шею надет фиксирующий воротник. Шевелюсь с трудом. Но, кое-как могу: пальцы чувствую, и они работают.

Снова напряг волю, как учили. Кто учил, я не помню, как и не помню пока, кто я и как попал в это место? Даже имени своего вспомнить не могу. Знаю только, что умею убивать. Усилия воли мне помогают. Интерьер прекращает вращаться вокруг меня. А красноватая пелена, застилающая мой взор, начинает проясняться. Пришло и странное воспоминание: широкоплечий немолодой человек с мощной челюстью и пронзительным взглядом холодных стальных глаз говорит мне что-то. Напрягаюсь еще немного и начинаю слышать его уверенные слова:

— Враги думают, что им не о чем беспокоиться. Они считают, что наше руководство жует сопли и надеется на договорнячок. Потому и шлют оружие из-за океана для того, чтобы разрушать наши города, считая, что останутся безнаказанными, как уже было многие годы. И они предполагают, что, как всегда, спрячутся за большой лужей, и что ответка не прилетит по их душу. Но, они не знают, какой мы готовим им ассиметричный ответ. Они не предполагают, какой хаос и страх посеют в их городах такие парни, как ты…

Первое воспоминание пропало, но всплыло другое. Я вспомнил душную ночь, огни скоростного шоссе, погоню со стрельбой и автокатастрофу, разбитый красный автомобиль и умирающую девушку на пассажирском сидении. Припомнил и медсестер со шприцами, и врачей, что-то говорящих мне по-английски. И все эти гады, как только я начинал приходить в себя, каждый раз вкалывали мне новую дозу какой-то дряни, отчего я отключался снова и снова. Вспомнил и чернокожего детектива, похожего на Барака Обаму, только с рожей еще потемнее и с воспаленными глазами, который пытался вытянуть из меня какие-то сведения, когда я в прошлый раз пришел в сознание. Впрочем, я, кажется, ничего ему так и не сказал.

Мелькнула мысль, что я нахожусь под следствием, и меня охраняют, как главного подозреваемого. Следующая мысль подсказала, что надо бежать из больнички. И как можно быстрее, потому что оставаться опасно. Мне внезапно пришло на ум, что можно использовать в качестве оружия костыль из нержавейки, прислоненный к стене в углу возле двери. Меня учили использовать любые подручные средства. На войне, как на войне, а я диверсант и народный мститель. Ничего, что не помню пока даже собственное имя и то, откуда я точно прибыл в этот город. Главное, что решимость внутри присутствует. Меня учили действовать при любых обстоятельствах. Даже при таких, когда кажется, что выхода нет. Лишь бы хватило сил, чтобы выбраться из больнички, выполнить задание и посеять во вражеском городе хаос и страх.

Мой организм боролся. И я помогал ему мобилизовать скрытые резервы, посылая волевые импульсы. Сделал еще одно усилие и попробовал сесть. В ушах звон сменился на шум, а сердце заколотилось. Аккуратно вынул из вены иглу капельницы и встал, придерживаясь за спинку кровати. Результат порадовал: я мог стоять. Опираясь на загипсованную ногу, я попробовал сделать шаг. Ноги держат, да я еще и ходить могу, оказывается! Хорошие новости. Значит, все не так плохо, и шансы вырваться из застенков есть. А в пользу того, что нахожусь в застенках, говорило, хотя бы, отсутствие окон в палате, да и тот черномазый детектив, который пытался допрашивать меня, не взирая на полудохлое состояние.

Пока лежал, камеру видеонаблюдения так и не приметил. Возможно, что внутри палаты ее и нет. Хоть какие-то остатки неприкосновенности личного пространства должны же в этой вражеской стране сохраниться? Если я не ошибся, то задача слегка упрощается. Я пошарил по палате. Но, ни своей одежды, ни чего-нибудь интересного, кроме костылей, так и не нашел. Лишь одноразовые шприцы в упаковке, да маленькие ножницы. Впрочем, тоже сойдет.

Один из шприцев вскрыл и приготовил к использованию. Никакого особенного плана действий у меня не имелось. Просто решил поразить неприятеля внезапностью, а потом действовать расчетливо и хладнокровно, как учили. Ненависть и холодная ярость переполняли меня, мною двигала жажда мести за своих близких, погибших под вражескими обстрелами, это я помнил, перед глазами вставали смутные образы, но, как их звали, и как меня зовут, я не помнил по-прежнему.

Медбрат обычной европейской наружности осторожно заглянул в палату, примерно, минут через двадцать. К тому моменту я снова притаился под простыней, сжимая под ней приготовленный костыль, прижатый к телу. Адреналин, поступивший от стресса в кровь, придал мне уверенности, хотя на спине и выступил холодный пот. Когда медбрат подвез за собой из коридора стеклянный столик на колесиках с готовыми препаратами и склонился над моей койкой, зайдя справа по отношению к ней, я почувствовал от него резкий запах лука и выпитого пива. Не дожидаясь его действий, я решительно сел.

В его черных глазах я прочитал удивление, но бедолага не успел ничего сказать, потому что я обрушил на него тяжелый костыль, стремительно выпростав его из-под простыни. Руки у меня оказались неповрежденными и все еще обладали достаточной силой. Такого медбрат не ожидал, а потому, получив костылем, сразу повалился на меня, упав прямо мне на колени. Тут-то я и приставил к его глазу шприц с иглой, предупредив осиплым голосом:

— Только дернись, и без глаза останешься! А кричать начнешь, так и оба выколю!

И я, как выяснилось, неплохо говорил на вражеском языке. Во всяком случае, медик меня прекрасно понял и утвердительно слегка кивнул головой. Держа левой рукой медбрата за волосы, а правой продолжая угрожать ему шприцем, я осторожно встал с койки и приказал ему раздеваться и лечь вместо меня. Потом оглушил его коротким ударом костыля, а для верности сделал еще и тот сонный укол, приготовленный для меня, взяв шприц и ампулу со стеклянного столика, который медбрат приволок.

Обыскав одежду медика, обнаружил карточку доступа на имя Сэмуэла Мендинга, подвешенную на тесемке. Я тоже был брюнетом, как и он, а комплекции у нас оказались сходными. На столике с лекарствами я нашел небольшие медицинские ножницы и с их помощью срезал гипс, а остатки его сунул в тумбочку, чтобы сразу не бросались в глаза тому, кто войдет. Для этой же цели голову лежащего развернул в сторону противоположную входу и притушил освещение. Нога моя, к счастью, если не считать шрамов, оказалась в порядке. Срослась видать, пока лежал. И я вполне мог на нее наступать. Вот только ботинок медбрата не налезал по причине отека, и пришлось обувь немного разрезать ножницами.

Кое-как я заковылял в коридор, толкая перед собой для маскировки колесный столик с медикаментами. Если там сидит охранник, то дело мое плохо. Но, к счастью, в коридоре никого не оказалось, кроме видеокамеры, висящей возле лифта. Вот только ни один охранник не смотрит очень внимательно в видеокамеры сутки напролет. Просматривают данные с камер внимательно лишь тогда, когда уже что-нибудь случилось. И я об этом хорошо знал. А потому спокойно добрался до лифтов и спустился вниз.

Глава 1

В лифте мысли скачут. Воспоминания всплывают какие-то разрозненные, не относящиеся, вроде бы, к окружающей действительности. Почему-то крутится в голове фраза из Библии: «Я Есмь», за ней другая на эту же тему: «Я мыслю, следовательно, существую». А раз существую, то могу быть тем, кем захочу. И наплевать, что не помню свою собственную историю. Люди с сильной волей способны менять мир вокруг себя. Вот и буду. Потому что именно это мне подсказывает чувство долга. Все вокруг изменю к чертовой матери. Я же диверсант. А то пригрелись, понимаешь ли, эти сволочи у себя за океаном! Скоро вашему расслабону настанет конец! Я уже иду. Трепещите! Я покажу вам, что такое коллективная ответственность!

Моя первоначальная паранойя не оправдалась. Внизу в холле