Иван Мордвинкин

Слезы на том берегу

Когда Марина поворачивала вправо, то левая ее рука возносилась поверх руля, и Марина видела безобразный шрам ожога между большим пальцем и остальными, на том треугольнике кожи, на каком у ее мужа синела армейская татуировка “Олег ВДВ”.

Расчищенная трасса вела их вдоль заснеженного озера и мягко уклонялась влево, огибая огромную плоскую пустоту. Потом, оставив им поворот со знаком “Озерное”, тянулась куда-то дальше, растворяясь в колкой ветренной круговерти, а им предлагая съехать на рыхлую сизую полоску, ведущую в деревню.

– Здесь вправо, – подсказал Олег с пассажирского.

Марина вывернула, переключилась на нижнюю, и машина зарокотокала уверенным басом, пробивая снежный затор и оправдывая увесистый кредит. Наледи хрупко трещали, разлетались, и с их стеклянным хрустом дорога послушно ложилась под зимнюю резину.

– Видишь? – ободрил Олег, когда она, не сбрасывая, пробилась через улегшийся поперек дороги снежный перехлест. Машину юзнуло в сторону, но Марина выровняла, удержала и даже поддала газу, схватив резиной выметенный ветром асфальт.

– Вижу, – ответила она и вздохнула. Но видела Марина только ожог на руке, вскипевшей кожей чуя и тот, что по всему боку пониже левой груди, и тот, что по бедру до самого колена. – Это ж не мотоцикл, тут четыре колеса.

Олег промолчал. Он теперь тоже не любил мотоциклы, но молча. Берёг Марину.

Чистый асфальтовый взгорок закончился, и дорога пала в низину, резко выворачивая и обходя изломы береговой линии. Марина сбросила, и машина покатила тише, осторожнее, натужно пробиваясь через снежные перемёты.

Олег пару раз прочистил горло, заерзал в сиденьи и… промолчал. Марина знала, чего он хотел. Она для виду глянула во внешнее зеркало, просто, чтобы он не видел ее перепуга, вдохнула с тихо, потом переключилась на повышенную и сосредоточилась на неровной трассе, пунктирно прикрытой белыми пятнами снега.

Но проклятые ожоги замаячили в памяти, поднимая со дна души предательское волнение.

Очередной поворот вправо вышел грубовато – под снежным напылением схватился ледок, потом еще и отполированный ветром. Машину чуть бросило по ходу движения, и Марина стукнулась о дверь боком. Взяла влево, потом снова вывернула вправо, но жестко и поздно.

Последнее, что она запомнила, это ожог в треугольнике между большим и остальными пальцами на руке, взлетевшей поверх руля.

***

Машина лежала на левом боку в самом низу плавной, по-снежному округлой впадины.

Олег уперся левой рукой в Маринино сиденье, правой повернул к себе ее лицо:

– Ты как? Порядок? – его глаза суетливо бегали, схватывая детали, но губы резиново улыбались.

– Вроде… – выдохнула Марина.

Выбрались.

Олег даже не осматривал машину, не вглядывался в замутненный ветром горизонт, в котором исчезала дорога: помощи не искал. Он ничего не ждал и никогда не надеялся.

– Тут никого нет. Но, если по прямой, вон там, на том берегу озера, – он указал на темно-синюю полоску между белым небом и белой Землей. – Хуторок есть. Там один дед живет, я его знаю по рыбалке. Идем туда.

И пошел.

Марина, сопротивляясь крепкому ветру, за ним.

Шли молча – берегли воздух, хотя тот норовил влезть в рот, нос, уши, сквозился в рукава и выхолащивал спины. Но холодный.

Наконец, когда стало понятно, что синяя полоска не приближается, Олег остановился и повернулся к Марине:

– Не замерзла?

Марина прикрывала рот рукой в перчатке. Она только молча взглянула на Олега, качнула головой “Нет” и не остановилась, пошла дальше, прогребая в снегу две рыхлые канавки.

Через час он уже не спрашивал. По себе чувствовал – на середине озера ветер гулял вольготно и от скуки сдувал на одиноких путников все морозы Земли.

Запыхавшийся Олег остановился, обернулся и долго ждал, пока окоченевшая и обессилевшая Марина его нагонит.

Она дошла, молча встала рядом, согнулась и прижала руки к животу. Муж обнял ее, развернувшись спиной к ветру, потом расстегнул куртку, раскрыл полы и вовлек в свое тепло жену.

– Скоро придем, – выговорил он немыми губами, и оба они глянули на синюю полоску, заметно раздавшуюся, но все еще далекую.

– Кажется… я всё… – продрожала Марина. Она отступила, вышла из его куртки и тут же согнулась опять.

Олег застегнулся, снова ее притянул, обнял в охапку.

– В середке всегда так. Кажется, что дойдешь, а к середине выбиваешься, и уже кажется, что сдохнешь. Но силы еще много, поверь. Дух только слабеет. Но, это брехня, он не мерзнет. Телу только верит зря. Бодри его.

Он хорошенько растер ее стылую спину, отстранился, подмигнул и пошел, пробивая для нее стезю в снежной целине.

Так брели они долго, не разговаривая и не оборачиваясь, а только чаще нужного поглядывая на тот берег озера, где были люди, дома и тепло. И только жгучий ветер бормотал, постанывал, посвистывал и наполнял замороженный воздух мелкими колючими снежинками.

Иногда Олег оборачивался и ждал Марину, если та отставала.

Наконец, он увидел ее лежащей на снегу, скорчившуюся для согрева и укутавшую лицо в капюшон.

– Ты што? – он говорил трудно, его синие губы выпятились, и слова не пролазили из них целиком. – Фставай, Марин! Бодрись! Милая, уже крыфы видно на домах!

Но Марина не отвечала. Тогда Олег поднял ее большими руками, усадил, сам разместился рядом, собою укрыл ее от ветра и снова расстегнул куртку.

Марина замотала головой.

– Мы дойдем, мы переживем это с Богом, – не обращал он внимания на ее сопротивление, стащил с Марины перчатки и сунул ее руки себе под свитер, под футболку. Хотел еще что-то сказать, но уже не мог – лед ее рук на голом животе заставил его дышать глубоко и прятать искаженное лицо.

Немного отеплев, она отстранилась и напялила промороженные перчатки на сжатые кулаки.

– Я не могу… – простонала она из-под капюшона почти прощально.

– Можешь! – утвердил Олег. – Это тебя обманывают… разные. Тело обманыфает мосх… мозг. А мозг обманывает душу. Но ты не тело и не мозг. Ты даже не душа. Ты главнее их всех, ты человек. Вставай и заставляй их идти.

– Не могу…

– Можешь, бодри дух!

И натянул поверх ее перчаток свои.

Она вскарабкалась по его плечам, встала на ноги, согнулась, сжалась и… пошла.

***

К хутору добрели уже в синих сумерках. Не разбирая пути, они двигались на желтое пятно света, льющегося из ближайшего окошка.

Хозяин, низенький старик с растопыренной бородой, впустил их, особо не расспрашивая, засуетился, помог раздеться и бросился за кипятком.

– Сейчас самое неприятное будет! – пообещал