Все изложенное в книге является плодом авторского воображения.

Всякие совпадения непреднамеренны и случайны.

Прошло три дня, как семья Тимохиных вернулась домой. Вечер 14 июня выдался теплым. Днем прошел дождь. Недолгий, но освежающий город. Александр, выкурив на кухне сигарету, шагнул в гостиную. Татьяна, супруга, поджав ноги, закутанные в плед, читала какой-то женский любовный роман. Тимохин присел на корточки перед женой:

– Танюш! Может, выйдем прогуляемся перед сном?

Супруга оторвалась от книги, взглянула на Александра печальными глазами, затуманенными пеленой пережитой недавно трагедии, ответила:

– Ты же знаешь, Саша, я боюсь выходить из дома вечером. Это глупо, но это так.

– Но нельзя же все время прятаться в квартире? Самое страшное позади, поверь мне, надо забыть о том, что произошло. Вычеркнуть из памяти и жить! Жить, Танюша! Как прежде!

Татьяна вздохнула:

– Боюсь, Саша, как прежде уже не получится. Как бы мы этого ни хотели. Проклятые бандиты сломали наше счастье. Втоптали любовь в грязь. Ты предлагаешь забыть тот страшный вечер, а сам всегда будешь помнить о нем. Ты не станешь упрекать, знаю. Но и не забудешь.

Татьяна подняла глаза:

– Господи, ну почему это произошло с нами? Почему какие-то подонки уничтожили то прекрасное, чем мы жили. За что?

Александр положил руки на колени супруги:

– Подонки, унизившие тебя, получили свое. Тебе это известно! Зло не осталось безнаказанным.

Татьяна кивнула:

– Да! Кто-то покарал их. Жестоко покарал, но по справедливости, только разве нам от этого легче?

Александр пересел на подлокотник кресла и обнял жену:

– Во всем виноват я. Не смог защитить семью. Должен был просчитать, что они угрозами не ограничатся, не просчитал. Прости меня!

Татьяна погладила волосы майора:

– Ну, что ты, Саша! Не вини себя. Мы все стали жертвами того безумия, что охватило Россию и республики, еще недавно считавшиеся братскими. Жертвами бандитской власти. Безнаказанности и хаоса. Так что мне не за что прощать тебя.

– Но согласись, Таня, мы не можем находиться в состоянии постоянной депрессии. Мы должны, мы просто обязаны начать все заново. Ради нашей любви, ради дочери, у которой все лучшее еще впереди. Мы должны справиться с эмоциями. Иначе… иначе я не вижу смысла жить дальше.

Татьяна прижалась лицом к волосам Александра:

– Не говори так, Саша! Не надо!

Александр поднял голову:

– Танюша, я никогда не обманывал тебя. Я полюбил и люблю тебя. А после того, что произошло, это чувство только усилилось. Вы с Олей стали еще дороже мне. Уверен, пройдет какое-то время и все нормализуется. Мы уедем из этого города. Сменим обстановку, и все будет хорошо. Главное, мы вместе, мы любим друг друга. Время обладает свойством притуплять боль, и мы должны жить настоящим и будущим. И мы будем вновь счастливы. Я сделаю все для этого. И возможное, и невозможное. А сейчас необходимо сбросить с себя воспоминания о страшном, отвлечься, поэтому пойдем прогуляемся? Не хочешь выходить со двора, просто в сквере посидим, в беседке.

Татьяна согласилась:

– Ты прав! Действительно, надо брать себя в руки. Пойдем. В парк! Только вглубь уходить не будем, хорошо?

– Хорошо!

– И еще, Саша… я тоже очень сильно тебя люблю!

Тимохин улыбнулся:

– Я счастлив, Таня! И у Оли, и у нас с тобой все еще впереди. Все будет так, как должно быть!

Татьяна, поцеловав Александра, встала:

– Пойдем!

– Ты накинь легкую куртку, мало ли, дождь опять пойдет, я тоже возьму ветровку и… сигареты.

Супруга прошла в прихожую, Тимохин на кухню. Убедившись, что Татьяна его не видит, присел, достал из-за газовой плиты пистолет без глушителя, стараясь не шуметь, передернул затворную раму, догнав патрон в патронник, поставил на предохранитель, вставил ствол за брючный ремень со спины, взял со стола сигареты и зажигалку, вышел в прихожую. Накинул на себя ветровку, чтобы не было видно пистолета.

Татьяна сказала:

– Так тепло же!

– Ничего! В руках она мешаться будет.

Супруги покинули квартиру. Вышли во двор. В беседке скверика обнималась молодая пара.

Татьяна произнесла:

– Милуются. И все им сейчас кажется в розовом цвете. Пусть и дальше их жизнь будет безоблачной.

Александр ничего не сказал, взял супругу под руку. И они пошли в сторону парка, что раскинулся сразу за улицей. Людей почти не было, да и немудрено: одиннадцатый час. Молодежь на дискотеках, в клубах разных. Обыватели вечерние прогулки завершали. У входа в парк стояла машина патрульно-постовой службы милиции, чуть поодаль «семерка». Видимо, кто-то из жильцов поленился отогнать ее на стоянку. Милиция же постоянно дежурила здесь в это время. Видимо, патруль имел задачу обеспечения порядка в парке. Впрочем, милиционеры выходили из «УАЗа» редко: размяться, покурить. Присутствие милиции успокоило Татьяну. Тимохины вошли в парк. Таня сразу же указала на ближайшую аллею:

– Погуляем здесь! До поворота и назад.

Этот участок аллеи худо-бедно, но освещался слабыми лампами двух из пяти столбов.

Шли молча, прижавшись друг к другу.

До поворота осталось каких-то пять метров, когда из кустов на аллею неожиданно вышли трое то ли пьяных, то ли одурманенных наркотой парней лет под двадцать. Один из них воскликнул:

– О! Какая цыпочка рядом с мужиком. Чуваки, нам повезло, а кто-то говорил, что пора расходиться. Веселье-то только начинается?! Только уговор, телку первым буду иметь я!

Второй из парней, что отошел чуть левее, сказал:

– Ни хрена! Жребий кинем.

Татьяна, от неожиданности вскрикнув, задрожав всем телом, вцепилась в руку майора.

Александр, играя желваками, тихо, но так, чтобы слышали бандиты, проговорил:

– Мой вам совет, ублюдки! Свалили обратно в кусты и дальше бегом из парка, дабы не налететь на крупные неприятности.

Парни рассмеялись. Первый спросил у подельников:

– Слыхали, братва? У мужика голос прорезался. Угрожает!

Второй ответил:

– Это он от страху!

Проявился и третий:

– Хорош попусту бакланить.

Он достал нож и, поигрывая им, обратился к Тимохину:

– Ты, придурок, нам не нужен. Мы не пидоры, чтобы еще и тебя трахать. Так что дергай через забор и отдохни на остановке. Часок. Твоя шлюха вернется к тебе. Мы ее не задержим. Поимеем по разу и отпустим. Не сдернешь, посажу на перо. Не ты первый, не ты последний.