Анне, Томасу, Эдварду и всем членам моей семьи и друзьям

Четыре года тому назад, после Рождественского обеда, мой младший брат пустил по кругу малюсенькую «книгу» из четырех скрепленных страниц, которую он нашел, помогая маме расчищать подвал нашего дома. Книга состояла из четырех рассказов, написанных корявыми заглавными буквами, и парочки иллюстраций, сделанных цветными карандашами. На первой странице почерком человека явно не старше шести лет, было написано: «Рассказы» и «Гарт Никс».

В числе этих историй был и «Монетный дождь». Рассказ очень короткий. Вот он:

Мальчик вышел на улицу.

Начался дождь.

Он собрал все монетки.

Я не помнил об этом рассказе, да и обо всей книжице, и сначала подумал, что все это шуточки моего брата, но родители вспомнили, что я в том возрасте уже писал рассказы и издавал их.

Я написал «Монетный дождь» и другие рассказы той книги около тридцати пяти лет тому назад. С тех пор и пишу. Пишу не всегда беллетристику. За время моей писательской карьеры я создал множество самых разных вещей, начиная с речей и заканчивая брошюрами о каменных конструкциях и о новых технологиях Интернета.

Сначала, в возрасте шестнадцати-семнадцати лет, я писал сценарии для ролевых игр «Темницы и Драконы» и «Странники» и статьи для журналов Австралии и Соединенного Королевства. Я пытался «расколоть» американский журнал «Дракон», но мне ничего не удалось туда продать.

Мои незначительные достижения в создании сценариев ролевых игр и статеек привели к тому, что я попытался опубликовать кое-что из своей беллетристики. Без всякого успеха я разослал в журналы несколько рассказов. Когда мне исполнилось девятнадцать лет, я отправился в путешествие по Соединенному Королевству и Европе, которое расширило мои горизонты. С маленькой пишущей машинкой, парой записных книжек и множеством книг я путешествовал на стареньком «Остине 1600». Каждый день я что-то записывал в свои блокноты, а вечером или на следующее утро перепечатывал написанное. (Это вошло в привычку — большинство своих романов я написал от руки, перепечатывая потом каждую часть на компьютере. У меня сохранилось больше двадцати таких записных книжек).

Теперь я не всегда начинаю писать от руки, иногда первые строчки возникают на клавиатуре. Но большинство моих коротких рассказов начинаются с рукописных заметок, некоторые ключевые предложения я пишу надежной авторучкой и лишь потом начинаю печатать. Ручка снова вступает в дело, когда я правлю рассказ. Бывает, я редактирую небольшой кусок рассказа шесть-семь раз, прежде чем писать дальше. А случается, приходится редактировать потому, что рассказ долго оставался недописанным, и возвращение к началу текста необходимо для того, чтобы снова почувствовать его настроение.

Рассказы, собранные в этой книге, прошли стадию набросков, затем — абзацев, затем — нескольких страниц и каким-то образом дошли до законченного повествования. Вероятно, это лучшее, что было создано мною за пятнадцать лет писательского труда. При этом они относятся к разным периодам моего творчества: рассказ «Вниз, по кварталу Подонков» был написан неопытным писателем двадцати пяти лет, а «Николас Сэйр и тварь в витрине» является, возможно, более отшлифованной работой зрелого писателя сорока лет.

Надеюсь, вы найдете здесь рассказы, от которых получите удовольствие, или которые заставят вас задуматься. Но если вашим любимым рассказом окажется «Монетный дождь», пожалуйста, не пишите мне, что по сравнению с тем, что я написал в шесть лет, все остальные мои рассказы — гораздо хуже.

Гарт Никс

1 декабря 2004 года Сидней, Австралия

— Дядя, я возвращаюсь в Старое Королевство, — сказал Николас Сэйр. — Что бы тебе ни говорил отец. Так что нет никакого смысла пытаться удержать меня работой или женитьбой. Я еду с тобой на эту вечеринку, которая, несомненно, будет чудовищной, только потому, что окажусь ближе к Стене на несколько сотен миль.

Дядя Ника, более известный как почтеннейший Эдвард Сэйр, премьер-министр Анселстьерры, захлопнул книгу в красной кожаной обложке, когда их тяжело вооруженный автомобиль покачнулся на ухабах дороги. Звук внезапно захлопнувшейся книги заставил охранников, сидевших на переднем сиденье, оглядеться по сторонам.

— Разве я говорил что-нибудь о работе или о браке? — спросил Эдвард, глянув сначала на свой длинный, аристократический нос, а потом на девятнадцатилетнего племянника. — Кроме того, без пропуска с моей подписью ты не продвинешься ни на милю внутри Периметра и не перейдешь за Стену.

— Я могу получить пропуск у Льюиса, — угрюмо сказал Николас, имея в виду только что вступившего в должность третейского судью. Предыдущий третейский судья, дед Льюиса, умер от сердечного приступа во время бунта Королини полгода назад.

— Нет, не можешь, и ты это знаешь, — сказал Эдвард. — Льюис достаточно сообразителен, чтобы не вмешиваться в дела правительства.

— Тогда я перейду за Стену без всякого пропуска, — сердито заявил Николас, даже не пытаясь скрыть чувство разочарования, которое росло в нем все предыдущие шесть месяцев вынужденного пребывания в Анселстьерре. Ему хотелось сразу же после разгрома Разрушителя вместе с Лираэль и Сэмом покинуть Анселстьерру. Но он был очень слаб, и в нем жили страх и страстное стремление совсем не думать об ужасном прошлом. При этом он понимал, что забыть прошлое невозможно. Он не мог игнорировать ни свои действия, общие с Хеджем и Разрушителем, ни свое возвращение к жизни на руках — или лапах — Невоспитанной Собаки. Он должен был стать кем-то другим, а найти этого другого он мог только в Старом Королевстве.

— Тебя почти наверняка застрелят, если ты попытаешься нелегально перейти на ту сторону, — сказал Эдвард. — Судьба, которую ты вполне заслуживаешь. Особенно с тех пор, как не позволяешь мне помогать тебе. Я не понимаю, почему ты так стремишься отправиться в Старое Королевство — год моей службы в должности генерала на Периметре научил меня тому, что этого места лучше избегать. Мне не хотелось бы огорчать твоих родителей, но СУЩЕСТВУЮТ некоторые обстоятельства, при которых я могу дать тебе разрешение на пересечение Периметра.

— Что?! Правда?

— Да, правда. Разве я когда-нибудь брал на домашние вечеринки тебя или других своих племянников?

— Насколько я знаю, нет…

— А есть ли у меня привычка посещать вечеринки, которые устраивает в такой глухомани кто-то вроде Аластора Дорранса?

— Я полагаю — нет…

— В таком случае, можешь пошевелить мозгами и догадаться, почему ты нынче со мной.

— Впереди сторожка, сэр, — перебил Эдварда охранник, когда машина, завернув за угол, стала замедлять ход. — Опознавательные сигналы — верные.