Артемий Алябьев

Две недели до Радоницы

Все герои этого произведения, упоминаемые компании, а также место действия являются вымышленными, а сходство с реальными лицами и событиями является случайным

посвящается Агате Малец

Один сын – не сын, два сына – полсына, три сына – сын

Старая нагорская пословица

Пролог

Идея написать книгу появилась у меня после очередного визита к психотерапевту. Я сидел в маленьком сплюснутом кабинетике с портретами Фрейда в рамочках на стенах, а он оглашал вердикт:

– Андрей Бончик-Рублевский… Что я могу сказать? Вы по натуре бунтарь.

Едва ли откровение.

– Нападение с причинением тяжких телесных повреждений, антисоциальное поведение, порча имущества. Многие ваши друзья уже мотают срок. Но не вы.

– Они мне не друзья.

– Конечно, нет. Вы ведь все делали под гипнозом, под внушением. Как вы говорите. Андрей, сами понимаете, у меня задача трудная. Думаете, мне хочется сидеть вот так и читать нравоучения?

– Тогда на сегодня все? Эти встречи и так формальность. Полиция-то вас не проверяет.

– А может мне правда хочется вам помочь?

Я пытался уловить нотки сарказма в его словах. Вроде не было. Он продолжил:

– Мне интересно, как вы угодили в лапы этих «Плутов спектакля»? Наверно, плохие отношения в семье? Требовалась фигура отца, в вашей жизни появился харизматичный друг, пятое-десятое. Я прав?

– В яблочко! – тут уж я сам не избежал сарказма, – На сегодня у нас все?

Он вздохнул с ощутимым разочарованием.

– Конечно. Только напоминаю вам – никаких наркотиков. Если подобное повторится… – он помедлил, – Вас не судили только потому, что у вас паспорт не российский. Второй раз едва ли спустят.

– Да я даже сигареты не курю, о чем вы? И то, что вы сказали обо мне, что я бунтарь – совсем не правда.

– Вот как?

– Я хожу на работу, общаюсь с друзьями, бываю в гостях у семьи. У меня все хорошо, и я счастлив.

Он сомкнул кончики пальцев и глянул на меня поверх очков.

– Звучит убедительно. Долго репетировали, Андрей?

Нет, он все-таки зануда.

– Трудно уйти от своего подсознательного, – добавил он, – Как ни старайтесь, «тень» всегда выйдет наружу. Подавленный гнев, страх, отчаяние, тревожность – знакомые чувства, полагаю? Но у меня есть простое решение.

Я быстро спросил:

– И что же это? – и тем полностью себя выдал.

Он сказал с улыбкой:

– Пишите то, что с вами происходит.

– А? – признаться, я был разочарован, – Как это поможет? У меня даже блога нет.

– А не важно. Пишите на бумаге, пишите на компьютере, пишите на телефоне. Не нужно писать «Войну и мир». Просто несколько предложений в день – и все. Гарантирую, что станет легче.

– Но если у меня ничего не происходит, доктор?

– Ничего интересного в жизни?

– Ничегошеньки.

– Пишите о жизни других людей. О знакомых, о семье. Постепенно вольетесь.

С этой установкой я и вышел в тот день из кабинета. Конечно, писать не получалось – ручка валилась из рук после пары слов. Моя жизнь представляла собой донельзя скучную рутину и описывать ее тоже было рутиной. Но буквально через неделю после визита мое существование перевернулось вверх дном. Из-под ног словно ушла земля, и я завис в воздухе перед полетом в бездну. Тогда я снова начал писать – и так появилась книга, которую вы сейчас держите в руках.

Глава первая. Добро пожаловать в Нагору!

Я не был в Нагоре 6 лет и 3 месяца. Забыл уже, какая красивая дорога ведет в эту страну. Мы ехали на новенькой «Пуме» по однополосной трассе. За окном виднелись кряжистые холмы и крутые овраги. Вдалеке вздымались и опускались лесные опушки, а дорога перед нами то уходила вниз, то вдруг взлетала вверх. По сторонам трассы пролетали предупредительные знаки с изображениями лосей, медведей и рысей. Следы цивилизации в виде рекламных щитов и придорожных закусочных потихоньку редели. Заправки по пути уже давно перестали встречаться. Меланхоличный голос из местного радио тянул:

"И навет киды будэ сам, не зменю се, то не мой свет,

Преде мной дрога, ктуру я выбирам сам".

Пели по-нагорски, и я заключил, что мы были уже совсем близко границы. Нагору трудно найти на карте. Такое маленькое самопровозглашенное государство на территории Восточной Европы, где-то помежду Украиной, Словакией и Польшей. Хребет Карпатских гор высокой стеной отделяет его от жителей остального мира. Почти всю свою историю нагорцы были независимы – жили сельским хозяйством, в общинах и деревнях – пока в годы коммунизма не стали частью Советского блока. После 89-го жизнь вернулась на круги своя, оставив после Советов инфраструктуру, с которой местные жители не совсем понимали, что делать.

Годы жизни в Нагоре я вспоминал, как время, проведенное на другой планете: людей вокруг меня ничего не интересовало, кроме гор, природы и домашнего сыра. О да, горы… Если провел детство в этом крае, то навсегда полюбишь этих каменных великанов. Ребенком я привык лазать по узким горным тропам и карабкаться по насыпям из камней. Тогда мне казалось, что я забираюсь на плечи многоголового исполинского чудовища.

Я неотрывно смотрел на горизонт. Ждал, когда они появятся – громадные гиганты, заслоняющие полнеба. Мной завладело знакомое детское волнение. На ломаной линии горизонта уже проступали бледно-голубые пики. Я неотрывно глядел, как они потихоньку увеличиваются в размерах и все больше темнеют. Казалось даже, что я вижу в небесной дымке купола Трех братьев. Для себя решил, что когда мы закончим с делами, то я точно отправлюсь на вылазку. Ведь я не был в Нагоре 6 лет и 3 месяца.

***

К сожалению, повод вернуться был безрадостный. Три дня до описываемой поездки мне позвонили. Я был в Москве, на работе. Контакт не был у меня записан, но я узнал код Нагоры.

– Андрей Бончик-Рублевский? – уточнили мое имя на том конце.

Я подтвердил. Говоривший оказался сотрудником похоронной службы Нагоры. После долгого потока сожалений и выражений скорби меня словно ударили обухом по голове:

– Веслава Бончик скончалась в ночь прошлого дня.

– Бабушка… – прошептал я в трубку. Голос был как не мой.

Я стал пытать человека на том конце вопросами. Он ничего не знал. Мне было странно: почему звонят из социальной службы? Пережиток советского режима, они занимались похоронами одиноких или брошенных людей, о чьей смерти могли сообщить только соседи. Бабушка