В Лондоне не было тумана. Солнце ласкало камни мостовой и в изобилии лежащие на брусчатке лепешки навоза, стены с содранными афишами, испитые лица мужчин в усыпанных табачными крошками клетчатых жилетах и чахоточные лица женщин в шляпках с увядшими лентами. Лица эмигрантов и шлюх. Пьяниц и отчаявшихся. Брошенных и отверженных.

Уайтчепел был не лучшим местом, чтоб наслаждаться красотами викторианской Англии. Да и сама викторианская Англия была не лучшим местом для наслаждения.

Дорогой четырехколесный кэб подъехал к пристроившемуся неподалеку от Флауэр-и-Дин-стрит кособокому кирпичному домишке с черепичной крышей и чересчур толстой, потемневшей трубой.

Ступенька опустилась, а на ступеньку опустилась нога прибывшего в щегольском ботинке с изящными пуговками. Высокий мужчина в крылатке и цилиндре спрыгнул на грязную, покрытую нечистотами землю, просверлил глазами табличку:

— и, убедившись, что прибыл точно по назначению, щедро расплатился с кэбменом.

Из дома мадам как раз вышла клиентка, белокурая девица с мечтательным лицом, и, увидев равнодушный взгляд мужчины под черным цилиндром, поспешно прибрала свои надежды и мечтания с лица, как единственную ценность, которую лучше спрятать подальше от недобрых людей — в карман своей забрызганной грязью юбки, за край чересчур глубокого декольте, выдававшего ее непочтенную профессию.

Проигнорировав висевший у входа молоточек, мужчина в цилиндре зашел в дом мадам Заиры и, миновав пару комнат, оказался в обтянутом синим бархатом кабинете, слыхом не слыхивавшем про сегодняшний солнечный день.

Внутри было не протолкнуться от маленьких низких столиков с хрустальными шарами, картами, рунами, лампами, покрытыми разноцветными восточными платками… — атрибутов, клятвенно уверявших непосвященных: здесь обитает великая предсказательница! Атрибутов, сразу казавшихся посвященным старательно подобранными декорациями.

Мадам Заира сидела в большом кресле с короной-резьбой за круглым столом, покрытым черной бархатной скатертью, вышитой золотым шнурком.

Золотая чалма, узорная шаль с бахромой, длинные густые черные цыганские волосы — все, чтобы посетители поверили, что попали в экзотический, магический мир.

Киевский Демон звонко бросил пенни на маленькое медное блюдо с чеканкой.

— Не верю глазам, господин Киевицкий собственной персоной! — протянула мадам. — И в моем скромном салоне. Давно вы из Киева? — она говорила как иностранка, с трудом выговаривая буквы. — Не часто увидишь такого как вы… Дух Города в другом городе. Здесь вы намного-намного слабей, — рука мадам потянулась к золотому жезлу.

— Не настолько, чтобы вы могли подчинить меня, — холодно ответил ей гость, снимая цилиндр и усаживаясь в кресло напротив. — И все же вы задумались об этом на миг… значит, у вас много силы!

— Но мне не подчинить целый Город. Тем более, такой, как наш Киев, — спокойно согласилась она, разглядывая большой, украшенный прозрачно-голубым камнем перстень на руке своего нежданного гостя. — Я и сама родом оттуда. — Ее акцент не исчез, но стал малозаметным, как у человека, не бывшего на родине пару столетий.

— Оттого вы и сильны.

— У меня много силы, — согласилась она. — Но чем вы собираетесь заплатить за нее? — она насмешливо взглянула на его пенни.

— Я не дам вам ничего. Но расскажу вам, как не потерять то, чем вы дорожите превыше всего.

Он не стал уточнять. Она не стала спрашивать, что он имеет в виду — лишь быстро согласно кивнула, будто боялась, что он передумает. Мадам Заира и ее загадочный гость превосходно понимали друг друга.

Киевский Демон положил на черную бархатную скатерть три фото «рубашками» вверх.

— Назовете мне их имена?

— Не может быть! — вспыхнули щеки мадам, и лицо ее стало таким изумленным, будто гость достал из кармана лондонский Тауэр, Биг-Бен и Вестминстерское аббатство в придачу. — Великим Городом правят люди? Трое слепых? Пророчество Великой Киевицы Марины действительно сбудется?

— Еще очень нескоро. Вам не доведется увидеть его.

— Я знаю свой жизненный срок, — с достоинством сказала мадам.

— Потому я и здесь. Вы — потомок древних волхвиц, все до единого ваши пророчества оказались правдивы. Кабы слепые хоть краем глаза узрели ваш дневник, они бы не носились со своим глупцом Нострадамусом.

— Носились бы. Слепые слепы по определению. И трое из них правят вами? Катерина, Дарья, Мария, — мадам поочередно коснулась пальцем трех перевернутых фото. — Ах, господин Киевицкий, Дементий Владиславович, будьте душкой, расскажите мне все! — «цыганка» внезапно обратилась в светскую даму, которая отлично знала людской псевдоним Киевского Демона. — Я столько изучала пророчество Великой Марины, но так и не смогла уразуметь его до конца… Неужели всеми ведьмами Киева, всеми шабашами будут править слепые люди, да еще и воспитанные людьми в мире слепых… неужели ведьмы примут их власть? Примут трех неумех?

— Удовлетворите свое любопытство, прошу, — г-н Киевицкий сделал жест рукой, предлагая ей перевернуть фотографии.

Некоторое время Заира рассматривала изображения трех женщин.

— Интересно… Весьма интересно. Что ж, я охотно расскажу вам про Трех. И мне нет дела до того, что вас интересует только одна.

— Как и мне нет дела до того, что обладательница трех замков и сокровищ, достойных семи королей, делает в самом вонючем районе Лондона, продавая свои предсказанья за пенни, — ответил любезностью на любезность Демон. — В районе, из которого любая благоразумная дама сбежала бы без оглядки.

— Вы говорите о кровавом чудовище Уайтчепела? — насторожилась та. — Полагаете, мне тоже угрожает опасность?

— Вы тоже имеете привычку ходить по ночам… Но я полагаю, что моя оплата воспоследует за вашей услугой, — поторопил ее пророчество Демон.

— О, вы будете довольны мной!

Мадам Заира презрительно сбросила со стола засаленные карты и пододвинула к себе маленький круглый шар, но не хрустальный, а похожий на аквариум без рыбок.

— Вот эта, Катерина, — пророчица взяла в руки фото невероятно красивой брюнетки, — слишком уродлива. Из рода уродов. Она считает, что ее невозможно любить, как урода-горбуна из романа господина Гюго. Она погибнет, если ее никто не полюбит. И в гибели может сгубить многих…